Поиск по творчеству и критике
Cлово "MESSIEURS"
Входимость: 2. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 77кб.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 21кб.
Часть текста: какъ сумасшедшiй и въ конецъ оскорбляя гордыхъ сидельцевъ въ пиджакахъ. - "Что стоитъ эта стклянка духовъ?" спрашивалъ я; - мне говорятъ: "три целковыхъ" - "Отчего же въ Гостиномъ Дворе она вшестеро дешевле?" - На это мне ответили только пожиманiемъ плечъ. Я взялъ маленькую книжечку для визитныхъ картъ, изъ простой кожи, съ полоской стали, спросилъ о цене и узналъ, что она стоитъ восемь рублей серебромъ. При папиросахъ съ сюрпризами я могу gratis получить такую книжечку. Флаконъ изъ зеленаго стекла съ какимъ-то винограднымъ листомъ изъ листка бронзы стоитъ осьмнадцать рублей, кукла изъ новаго дрянного фарфора въ палецъ величиною ценится двадцать пять, когда я могу у Палацци или Мейера купить за эту цену вещь старой саксонской мануфактуры. Все это я сказалъ въ магазине Юнглинга, и у сидельцевъ напомаженные волосы поднялись дыбомъ. Если бъ имъ дать власть, они посадили бы меня въ темницу и обременили бы цепями. Какъ! презренный покупатель въ фуражке, жалкiй петербургскiй бродяга - думали они - смеетъ оспоривать наши цены и осуждать фирму безсмертнаго нашего патрона, столько летъ обиравшаго русскую публику! Какъ стены не обрушатся на него за такую дерзость, почему стража сейчасъ не возметъ его и не поведетъ на сожженiе? Но несмотря на взгляды сидельцевъ, высказывавшiе мне все эти горькiя выраженiя, я не купилъ ничего, насмеялся надъ дорогими ценами, сказалъ, что одни дураки способны даромъ бросать деньги по подобнымъ магазинамъ, и уехалъ съ Танею, довольный своей смелостью. Вотъ, любезный мой Андрей Кондратьичъ, о какихъ ужасахъ следовало бы подумать всемъ намъ, петербургскимъ путешественникамъ! А мы о нихъ нисколько не думаемъ и продолжаемъ кидать деньги, не считая, по прихоти monsieur Гомара, джентльмена Пик-Покета и немца Юнглинга. У насъ четверть хлеба стоитъ три целковыхъ, а ты у своего парикмахера платишь три целковыхъ за белый галстухъ,...
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: для сердца предметов IV. Музыкальный фельетонъ No 1-й: о разныхъ концертистахъ и о пьянисте Шнапсiусе, съ изображенiемъ ярости Буйновидова и прочихъ целебныхъ для сердца предметовъ. Я очень люблю музыку и вместе съ темъ ненавижу музыку. Нетъ ничего восхитительнее хорошей музыки и ничего отвратительнее музыки, даже хорошей. Я вижу ужь, "изъ моего чуднаго далека", какъ читательница съ краснымъ носомъ ночками на носу, сидящая за симфонiей in-Fa, собирается ударить меня сверткомъ нотъ по голове. И вижу, какъ престарелый дилетантъ Бривоносовъ, недавно говорившiй о пiанистахъ по поводу статуи Озириса, приготовляется пустить въ меня подсвечникомъ. Остановитесь, достойные жрецы аполлоновой лиры, чтители певицы Кацценъ-Яммерь и пiаниста Троммельпфеффера, остановитесь и сперва дайте мне досказать мою речь. "Бей, но слушай", говорилъ Аристидъ Фемистоклу, или Фемистоклъ Аристиду, или Алкивiадъ Сократу, или Сократъ Аристофану. Выслушайте же вы и меня, не кидая мне въ голову подсвечника. Я люблю музыку въ опере, если въ зале не жарко, я готовъ рыдать, когда раздается въ моихъ ушахъ милый итальянскiй мотивъ посреди тишины ночной, окрестности, залитой серебрянымъ светомъ месяца, въ виду фонтановъ и павильоновъ, между розъ, пирамидальныхъ тополей и статуй белаго мрамора. Я съ ума схожу отъ музыки, если слышу ее въ часъ сумерекъ, когда деревья шелестятъ и громовая туча близится по небосклону, и когда упоительные, сердцу милые звуки дробятся и бурей несутся по заламъ стариннаго барскаго дома, съ древней мебелью, древними обоями и древними овальными портретами прелестныхъ женщинъ въ пудре. Сердце мое прыгаетъ въ груди, когда я слышу милую музыку въ тихiй и веселый зимнiй вечеръ, въ кругу истинныхъ друзей и милыхъ мне особъ дамскаго пола, въ прелестныхъ, теплыхъ, маленькихъ комнатахъ, где нетъ такого резонанса, какъ въ древнемъ палаццо, о коемъ сейчасъ говорилось, но где...
Входимость: 1. Размер: 77кб.
Часть текста: журналистике (старая орфография) Письмо XXI XXI. Ноябрь 1850. У меня есть одинъ прiятель и товарищъ молодости, котораго я люблю едва ли не более всехъ моихъ прiятелей, взятыхъ воедино, и люблю именно за то, что мы съ нимъ спорили, ссорились и прекращали сношенiя необыкновенно часто. Господинъ, о которомъ идетъ речь, соединяетъ въ себе особенности, не совсемъ совместимыя между собою. Онъ очень уменъ и ученъ - и, вместе съ темъ, обладаетъ светскимъ образованiемъ; онъ богатъ, хотя не на столько, чтобъ ослеплять всехъ роскошью, но все-таки богатъ - и богатство не мешаетъ ему любить умственный трудъ. Онъ много путешествовалъ - и, не смотря на то, умеетъ приростать къ одному месту и жить на немъ жизнью совершенно оседлаго человека. Онъ любитъ балы, обеды и чтенiе хорошихъ книгъ; но более всего любитъ онъ поддразнивать другихъ. Съ детскихъ летъ страсть къ противоречiямъ была исключительною его страстью; онъ словно рожденъ былъ на то, чтобъ действовать на угловатости чужихъ характеровъ и стирать эти угловатости. Еще на школьной скамейке онъ вздорилъ съ любимцами своихъ товарищей, не любилъ учениковъ, которые добиваются первыхъ местъ не способностями, а фальшивымъ прилежанiемъ. Дружился больше съ теми изъ товарищей, которые были въ загоне у всего класса. И онъ умелъ такъ делать, что въ этихъ, по видимому, ничтожныхъ мальчишкахъ открывались своего рода достоинства,-- и событiя последнихъ годовъ оправдали поведенiе моего прiятеля: образцы видимаго прилежанiя давно уже оказались пустыми людьми; изъ пустыхъ же, по видимому, учениковъ сформировались мужчины...
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Часть текста: и не одинъ почтенный старикъ, давно уже нажившiя себе внуковъ, имеетъ привычку, хотя разъ въ месяцъ, видеть себя мальчикомъ, на скамье какого нибудь пансiона девяти-десятыхъ годовъ, и хорошо еще, если видеть себя сидящимъ, а не лежащимъ на этой скамье! И что замечательно, и что показываетъ несомненное коварство въ макомъ увенчанномъ Морфее - это то, что человекъ, переносясь, по воле сна, на школьную скамью своего детства, никогда не видитъ отрадныхъ событiй своей ученической жизни! Ему не грезятся игры веселыхъ товарищей, классные трiумфы и раздача наградъ, минута выпуска, утро веселыхъ шалостей, или горячая, искренняя беседа съ первымъ школьнымъ другомъ - неизменнымъ спутникомъ всей последующей жизни; нетъ! Морфей не представляетъ человеку такихъ видовъ: онъ подхватываетъ его на свои крылья, и, не обращая вниманiя на возрастъ, заслуги и значенiе своей жертвы, влечетъ ее за десять, за двадцать, за тридцать летъ назадъ, въ школьный мiръ щелчковъ и уроковъ, вызубриваемыхъ съ усилiемъ, въ мiръ гигантскаго, вечно неудовлетвореннаго аппетита, въ океанъ ссоръ, шума и нестройныхъ кликовъ! И бедный сонливецъ, просыпаясь, говоритъ съ досадою, отправляясь пить чай посреди своего семейства: "должно быть мы вчера много за ужиномъ ели - такая чепуха мне всю ночь грезилась!" И будто стыдясь Морфея, онъ даже не прибавляетъ, въ чемъ состояла эта чепуха...
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Часть текста: I. РАЗДУМЬЕ АРТИСТА. Театръ представляетъ магазинъ портного Петанлера, именуемаго въ журналахъ и модныхъ листкахъ "художникомъ Петанлеромъ". Богатый выборъ матерiй, зеркала и мягкая мебель. Петанлеръ стоитъ у прилавка, чертить меломъ по сукну, задумывается и потомъ, подпрыгнувъ, въ порыве вдохновенiя начинаетъ кроить. Два комми и одинъ хлыщъ , съ котораго снимаютъ мерку, благоговейно смотрятъ на француза. Входитъ прiезжiй Клавикордовъ. КЛАВИКОРДОВЪ. Кто здесь портной? ПЕТАНЛЕРЪ. Pour vous servir, monsieur. КЛАВИКОРДОВЪ. Ты, Петанлеръ, Французъ? ПЕТАНЛЕРЪ. Daignez prendre place. КЛАВИКОРДОВЪ. И здесь давно живешь? ПЕТАНЛЕРЪ. Sept ans, monsieur. КЛАВИКОРДОВЪ. Такъ можешь и по-русски говорить. Я не люблю наречiй чужеземныхъ, И требовать могу, чтобы въ Россiи Со мною каждый говорилъ по-русски. (Хлыщъ усмехается. Клавикордовъ садится.) Напрасно носъ свой сморщилъ ты: поверь, Со мной дела вести нетрудно будетъ: Я простъ и прямъ, долги свои плачу Почище лоботрясовъ техъ, что бродятъ По Невскому, какъ будто кулики. (Хлыщъ убегаетъ въ негодованiи.) Поди жь сюда, возьми побольше мерку Да не зевай: мне надобна бекешь, Шинель, штановъ штукъ пять, да фракъ зеленый, Глухихъ жилетовъ три или четыре, А главное - сюртукъ одинъ хорошiй... ПЕТАНЛЕРЪ, Пиджакъ иль redingotte à deux... КЛАВИКОРДОВЪ. Молчи! Ты сшей сюртукъ, да сшей его на славу, Чтобъ былъ широкъ - толстею я въ деревне, Чтобъ проченъ былъ - мне денегъ жаль на платье. Чтобъ длиненъ былъ - я бегать отъ долговъ Привычки не имею. Вотъ задатокъ, А деньги остальныя ты получишь. Какъ принесешь все на домъ. Начинай. Пока Петанлеръ снимаетъ мерку, входитъ графъ Бутаревъ , съ молодымъ Мерзилкинымъ и другими львами. Вся компанiя насмешливо оглядываетъ Клавикордова; французъ видимо конфузится. КЛАВИКОРДОВЪ. Длинней пусти. ПЕТАНЛЕРЪ. Monsieur, то длинно будетъ. КЛАВИКОРДОВЪ. И здесь пошире... ПЕТАНЛЕРЪ (въ сторону). О, невежда грубый! КЛАВИКОРДОВЪ. Что руки у тебя дрожатъ? ПЕТАНЛЕРЪ (въ...
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Часть текста: "просвещеннаго читателя". Вы скажете мне, что сидя въ глуши, человекъ делается неразборчивъ въ дружескихъ сношенiяхъ и часто называетъ просвещеннымъ прiятеля, котораго въ другое время не пустилъ бы къ себе въ переднюю и всенародно прославилъ бы несноснейшимъ надоедалой. Но соседъ мой, не смотря на свои странности, не принадлежитъ къ такимъ особамъ. Онъ долго шатался заграницей, жилъ въ большихъ городахъ, девятнадцати летъ отъ роду зубрилъ немецкую философiю, потомъ пересталъ читать, возненавиделъ философiю и занялся проматыванiемъ своего состоянiя. Но состоянiе было такъ велико, что промотать его не удалось. Теперь онъ безвыездно живетъ въ своей прекрасной усадьбе, которую устроилъ и довелъ до возможнаго совершенства во всехъ отношенiяхъ. Я подозреваю, что мой прiятель въ старое время имелъ поползновенiе написать историческiй романъ, а можетъ быть и драму белыми стихами. Кажется даже, онъ и сочинилъ что-то подобное. Его раскритиковали, и онъ разозлился. Никогда и ни въ чемъ до того времени не встречалъ онъ неудачи. Эта первая неудача оставила неизгладимые следы въ его характере. Этимъ-то обстоятельствомъ и объясняю я некоторыя его литературныя причуды и постоянную резкость его приговоровъ. Вы помните, что онъ любитъ оплакивать "грустное положенiе русской музы", и утешается только, если въ какомъ нибудь журнале встретитъ целый рядъ восторженныхъ стихотворенiй. Онъ горько сетуетъ на прихоть большей части петербургскихъ журналовъ, которые лишаютъ любителей...