Поиск по творчеству и критике
Cлово "PRO"
Входимость: 1. Размер: 145кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Входимость: 1. Размер: 78кб.
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 145кб.
Часть текста: гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения Упорствуя, волнуясь и спеша, Ты быстро шел к одной высокой цели! Н. Некрасов Во второй половине прошлого столетия в Лондоне в одно из представлений Шекспирова "Ричарда III" великий Гаррик играл с необычайным одушевлением и успехом, редким даже для Гаррика. Публика беспрерывно переходила от громовых рукоплесканий к тому глубокому, душу возбуждающему молчанию, которое для великих трагиков считается выше всех шумных признаков общего одобрения. Во все время спектакля один только молодой лорд, бледный и, очевидно, одержимый неизлечимым сплином, произносил отрывистые слова, не совсем согласные с общим настроением духа в его соседях. Эти слова были: "Жалко... очень жалко... чрезвычайно жалко!" Наконец кто-то из зрителей, всех ближе сидевший к молодому человеку, спросил его: "Да о чем же вы жалеете?" - "Я жалею о том, - ответил печальный господин, - что от всего этого высокого гения чрез тридцать лет не останется ровно ничего, кроме имени Гаррика!" Участь знаменитых журналистов и критиков во многом сходствует с участью гениальных актеров, с той только разницей, что, благодаря обычаю критиков нашего времени, не выставляющих своих имен под статьями, сами имена их иногда не переходят к будущим поколениям. Правда, статьи могут быть собраны, напечатаны вновь, разъяснены, изданы большою книгою - но встретят ли эти disjecta membra poetae {букв.: разрозненные части поэта (лат.). } через одно и два поколения то сочувствие, с которым встречали их современники знаменитого деятеля. Возбудят ли они хоть десятую долю того восхищения, того раздражения, тех споров, тех убеждений, которыми бывало приветствовался их первый выход. Нет, такого результата и самый великий критик произвести не в состоянии. Слава поэтов, им прославленных, будет беспрепятственно расти и...
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: вечером, но я предпочел приглашение Л<изаветы> Н<иколаевны>, тем более, что это день ее рождения. Четверг, 3 дек<абря>. Вчера встал ранехонько, 1/2 9-го или еще ранее, затем, чтоб съездить к Ребиндеру. Я умывался со свечой, но когда выехал, уже было светло от белейшего снега, выпавшего эту ночь. В приятном и милом расположении духа я прокатился в карете до Цепного моста, взошел к шоверу 175 юрисконсульту, старому моему сослуживцу и, застав его спящим, проехал на часок к Каменскому. Тот тоже еще дрыхнул; извольте после этого верить "государственным мужам", когда они говорят о раннем вставаньи! Поболтав с К<аменским>, проехал к Ребиндеру вторично и застал его бодрствующим, в славной, но довольно плохо убранной квартире. Старикашка встретил меня ласково и просил доставить записочку о толико надоевшем мне Киалиме. Добрый старый <...>! Отпустив карету у Морского корпуса 176 , я прошел пешком в дом Коведяева и не застал его дома. Как странно живет этот человек, истинный циник, и как годится вся его обстановка в повесть! Представьте себе барский дом средней величины, красивый, но обрушившийся и запущенный, большие комнаты с нелощенным паркетом и беднейшей мебелью, огромный образ, похожий на изображение отрубленной головы, прислуга из мужика и кормилицы, а в двух шагах изящная лестница с нишами и статуями! Дома с удовольствием читал лекции Теккерея об английских юмористах 177 . Обедал у нас Дрентельн. У Лизаветы Николаевны нашел я милую Софью Ивановну и еще одну даму средних лет, о которой ничего не могу сказать. Потом явились Никитенко, Сенковский, Гаевский и...
Входимость: 1. Размер: 78кб.
Часть текста: неделю. Вторник. Приехал в Осьмино, как водится, с головной болью. Нашел там Масл<ова> и доктора, но мало пользовался усладительной беседой, а еще менее ужином. Меня тошнило, а потом я отоспался. Среда. Утром встал здоровым, а завтрак меня подкрепил. Завтракали втроем и, простясь с Трефортом, выехали в полдень. День был довольно светлый, тарантас покойный и места на пути довольно приятные. Но грязь по дороге стояла ужасная. Около 12 часов мы ехали пятьдесят с небольшим верст и прибыли в Ополье адски голодными. Там мы покушали довольно неосторожно, так что пришлось прибегать к каплям. Ночь дождливая и холодная, но мы закрылись и даже немного спали. Четверг. В Стрельне пили чай, совсем разбитые. К пище, к вину и сигарам ужасное отвращение. День разъяснился, и мы въехали в СПб. благополучно. Этот год я въезжаю в город без обычного грустно-тревожного чувства. После сна пустился искать С. Неудача. Был у брата, видел всех и там ужинал. Пятница. Мильон визитов, к ближайшим. У Сенковских, Ахматовой, Гаевского, Некрасова (Некр<асова> я застал в очень плохом положении). Обед у Панаева с Лонгин<овым>, Масловым, Брянскими, Ап. Майковым и московским литератором Писемским, оказавшимся сходным с своими сочинениями. Получены деньги. Оттуда к Сатиру, после одного тщетного похождения. Оттуда к брату, где ужинал. Суббота. Поездка в полк. Своев, Дрентельн, Проск<уряков>, Саван, Смирнов. Все здоровы, все в порядке. У Жуковских был и застал Н<адежду> Д<митриевну>. У Никанора Петровича. Странный обед у его брата. Послеобеденные визиты в Гессен Дармштадт и к Ольге. Известие о Лизе. Вечер у брата. Говорил с канальей Старчевским. Воскрес<енье>. Утром на выставке с Каменским и Сатиром. Выставка плоха. Завтрак в Rocher de Cancale. Вдвоем с Сатиром, похождения. У Мины Антоновны, в Арестантской, в Эльдорадо. Надя и Эсмеральда. Большой обед у брата, пили мое здоровье. Вечер у Юрия Толстого и потом к Лизавете Николаевне. Расстройство желудка - и не...
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Часть текста: выходка какъ нельзя более кстати въ устахъ британца, потому что ни у какого другого народа не удастся встретить, въ одномъ и томъ же человеке, догматическаго пуританства рядомъ съ безотраднейшимъ скептицизмомъ. Древнiе софисты довели до совершенства науку говорить pro и contra какой-нибудь идеи, и своими доказательствами до крайности сбивать съ толку слушателей. Девятнадцатый векъ оставилъ далеко за собою детскiя проделки софистовъ: въ наше время никто не посмеетъ публично противоречить самому себе, но зато въ глубине души мы стали тончайшими софистами. На всякiй вопросъ у насъ два ответа, и, что еще хуже, мы вполне веримъ и тому и другому, а между темъ они радикально противоположны другъ другу. Русская литература бедна, говорятъ журналы и читатели, ия, и вы, все мы повторяли эту избитую фразу. Завтра, можетъ быть, я повторю ее снова съ полнымъ убежденiемъ, но сегодня я вовсе не верю этому приговору и намеренъ отъ чистаго сердца проповедывать противное. Проявленiе умственной жизни не можетъ быть незанимательнымъ, въ наше время и въ нашемъ отечестве. Скажу еще более, нетъ ни одной литературной эпохи, въ которую бы словесность какого бы то ни было народа могла бы назваться лишенною занимательности. Разница бываетъ только въ одномъ: иногда громкiя имена деятелей, обилiе произведенiй во всемъ отраслямъ словесности бросаются въ глаза самому равнодушному читателю, въ другое же время требуется отъ этого же читателя более наблюдательности, более умственнаго напряженiя. A где можно наблюдать, тамъ уже есть интересъ и занимательность. Я зналъ человека, у котораго голова и сердце были такъ счастливо устроены, что онъ решительно не могъ постигнуть значенiя словъ: скука, апатiя, ничтожество, и...