Поиск по творчеству и критике
Cлово "HOME"
Входимость: 1. Размер: 77кб.
Входимость: 1. Размер: 71кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 77кб.
Часть текста: все вечера за последние года,-- дома, в малом кругу нашего семейства, состоящего из четырех человек. Отказался от детского бала, так что весь день 31 декабря я носу не показал из своей квартиры. 1855 год, печальный и горький для многих, для меня был почти счастливым годом, а если откинуть фантастические требования, то и очень счастливым. Благодарю бога за себя и за других. Если бы даже меня впереди ждало горе, я обязан принять его с тихой покорностью, ибо на мою долю выпало больше радостей, чем я когда-либо мог рассчитывать. Что принесет с собой настоящий год? Не один миллион людей дает себе подобный вопрос в эту самую минуту. Ровно через год, если буду жив, взгляну на эти строки и припомню и дам ответ на вопрос, о котором теперь говорилось. Где буду я через год, и с каким чувством возьмусь я за дневник этот? 3-е янв<аря>, вторник. Длинный ряд обедов и ужинов, начиная с первого числа. Сперва артистический пир у Васиньки, с утонченными блюдами. Обедало 14 человек, между прочими Маслов, Ребиндер и Панаев, последнее время невидимый. После обеда читали стихи Огарева и Пушкина, Тургенев спорил с Толстым, по обыкновению. Вечер у М<арьи> Л<вовны> с ужином и тостами. А вчера ехал в "Трубадура" 465 , по неимению же билетов попал на вечер к Каменскому, опять с ужином и шампанским. Были Титов, Дестюд, брат Воропанова, дядя его же и какой-то Осип Иванович, старик добродушнейшего, но атлетического вида. Беседа шла весьма живо,-- большего и не требовалось. 4 янв<аря>, среда. Работал за Крабба "Сельскими сказками". Вообще от позднего вставания работы мои не страдают, но читаю я...
Входимость: 1. Размер: 71кб.
Часть текста: съ друзьями и недругами, приветствовать твой успехъ, твое появленiе въ чужихъ головахъ и подъ чужими перьями, радостно кивать тебе головою, и ждать, пока ты снова покажешься, снова затронешь кого нибудь, снова возбудишь шумъ и возгласы, снова наградишь того или другого педанта щелчкомъ по носу и опять бросишься гулять по свету, вечно невинная, приветная, ласковая, непомнящая зла и готовая разливать вокругъ себя довольство, улыбки, шутку и доброжелательство. Вотъ она вспыхиваетъ - эта мысль - ярко озаряетъ собою тотъ или другой уголокъ литературнаго пандемонiума, какъ блудящiй огонекъ въ третьемъ акте "Роберта", носится туда и сюда, по временамъ озаряя какое нибудь "чудище", угрюмо сидящее въ своемъ уголку, подобно некоей кикиморе, пугалищу древнихъ славянъ! Кикимора сердится, досадуетъ на огонекъ, обличающiй его нескладныя стати, но огонекъ все летаетъ и летаетъ, не жжетъ никого, почти не светитъ, а между темъ делаетъ свое дело, и вокругъ него начинаютъ порхать другiе огоньки, и оркестръ играетъ, сперва довольно свирепо, потомъ все тише и тише, и зрители знаютъ, что скоро начнется балетъ, и на сцену явятся хорошенькiя донны въ белыхъ платьицахъ, и что музыка сделается еще веселее, еще увлекательнее. Не то же ли съ мыслью шутливою и самостоятельною, когда она влетитъ въ обитель, передъ темъ загроможденную суровыми и кислыми умниками, съ ихъ безконечнымъ самохвальствомъ, съ ихъ учонымъ шарлатанизмомъ, съ ихъ страстью взлезать на кровли, для поимки звездъ съ небосклона, съ ихъ буйною нетерпимостью, съ ихъ преунылымъ взглядомъ на жизнь, въ которой, чтобъ они ни говорили, столько есть вещей утешительныхъ, радостныхъ и прекрасныхъ! И очень понятно, и очень извинительно, что немного постаревшiе умники встречаютъ эту мысль угрюмо и неохотно, очень понятны и извинительны ихъ жалобы, нападки и сетованiя, но еще понятнее, ...