Поиск по творчеству и критике
Cлово "CONTRA"
Входимость: 1. Размер: 145кб.
Входимость: 1. Размер: 78кб.
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 145кб.
Часть текста: Некрасов Во второй половине прошлого столетия в Лондоне в одно из представлений Шекспирова "Ричарда III" великий Гаррик играл с необычайным одушевлением и успехом, редким даже для Гаррика. Публика беспрерывно переходила от громовых рукоплесканий к тому глубокому, душу возбуждающему молчанию, которое для великих трагиков считается выше всех шумных признаков общего одобрения. Во все время спектакля один только молодой лорд, бледный и, очевидно, одержимый неизлечимым сплином, произносил отрывистые слова, не совсем согласные с общим настроением духа в его соседях. Эти слова были: "Жалко... очень жалко... чрезвычайно жалко!" Наконец кто-то из зрителей, всех ближе сидевший к молодому человеку, спросил его: "Да о чем же вы жалеете?" - "Я жалею о том, - ответил печальный господин, - что от всего этого высокого гения чрез тридцать лет не останется ровно ничего, кроме имени Гаррика!" Участь знаменитых журналистов и критиков во многом сходствует с участью гениальных актеров, с той только разницей, что, благодаря обычаю критиков нашего времени, не выставляющих своих имен под статьями, сами имена их иногда не переходят к будущим поколениям. Правда, статьи могут быть собраны, напечатаны вновь, разъяснены, изданы большою книгою - но встретят ли эти disjecta membra poetae {букв.: разрозненные части поэта (лат.). } через одно и два поколения то сочувствие, с которым встречали их современники знаменитого деятеля. Возбудят ли они хоть десятую долю того восхищения, того раздражения, тех споров, тех убеждений, которыми бывало ...
Входимость: 1. Размер: 78кб.
Часть текста: а потом я отоспался. Среда. Утром встал здоровым, а завтрак меня подкрепил. Завтракали втроем и, простясь с Трефортом, выехали в полдень. День был довольно светлый, тарантас покойный и места на пути довольно приятные. Но грязь по дороге стояла ужасная. Около 12 часов мы ехали пятьдесят с небольшим верст и прибыли в Ополье адски голодными. Там мы покушали довольно неосторожно, так что пришлось прибегать к каплям. Ночь дождливая и холодная, но мы закрылись и даже немного спали. Четверг. В Стрельне пили чай, совсем разбитые. К пище, к вину и сигарам ужасное отвращение. День разъяснился, и мы въехали в СПб. благополучно. Этот год я въезжаю в город без обычного грустно-тревожного чувства. После сна пустился искать С. Неудача. Был у брата, видел всех и там ужинал. Пятница. Мильон визитов, к ближайшим. У Сенковских, Ахматовой, Гаевского, Некрасова (Некр<асова> я застал в очень плохом положении). Обед у Панаева с Лонгин<овым>, Масловым, Брянскими, Ап. Майковым и московским литератором Писемским, оказавшимся сходным с своими сочинениями. Получены деньги. Оттуда к Сатиру, после одного тщетного похождения. Оттуда к брату, где ужинал. Суббота. Поездка в полк. Своев, Дрентельн, Проск<уряков>, Саван, Смирнов. Все здоровы, все в порядке. У Жуковских был и застал Н<адежду> Д<митриевну>. У Никанора Петровича. Странный обед у его брата. Послеобеденные визиты в Гессен Дармштадт и к Ольге. Известие о Лизе. Вечер у брата. Говорил с канальей Старчевским. Воскрес<енье>. Утром на выставке с Каменским и Сатиром....
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Часть текста: насъ два ответа, и, что еще хуже, мы вполне веримъ и тому и другому, а между темъ они радикально противоположны другъ другу. Русская литература бедна, говорятъ журналы и читатели, ия, и вы, все мы повторяли эту избитую фразу. Завтра, можетъ быть, я повторю ее снова съ полнымъ убежденiемъ, но сегодня я вовсе не верю этому приговору и намеренъ отъ чистаго сердца проповедывать противное. Проявленiе умственной жизни не можетъ быть незанимательнымъ, въ наше время и въ нашемъ отечестве. Скажу еще более, нетъ ни одной литературной эпохи, въ которую бы словесность какого бы то ни было народа могла бы назваться лишенною занимательности. Разница бываетъ только въ одномъ: иногда громкiя имена деятелей, обилiе произведенiй во всемъ отраслямъ словесности бросаются въ глаза самому равнодушному читателю, въ другое же время требуется отъ этого же читателя более наблюдательности, более умственнаго напряженiя. A где можно наблюдать, тамъ уже есть интересъ и занимательность. Я зналъ человека, у котораго голова и сердце были такъ счастливо устроены, что онъ решительно не могъ постигнуть значенiя словъ: скука, апатiя, ничтожество, и всегда сердился, когда мы забрасывали его этими словами, къ сожаленiю, крайне употребительными въ светскомъ разговоре. Этотъ оригиналъ поистине могъ назваться "другомъ человечества", хотя вовсе не былъ филантропомъ о скорее смахивалъ на эгоиста. Онъ до того любилъ всехъ людей, что не имелъ ни одного близкаго прiятеля. Никогда не сиделъ онъ одинъ и откровенно сознавался, что предпочитаетъ разговоръ съ необразованнейшимъ человекомъ сиденью надъ книгою или сочиненiю разныхъ несбыточныхъ фантазiй. Прiятель мой былъ наблюдателемъ, дилетантомъ наблюдателемъ, и, надо отдать ему справедливость, былъ явленiемъ редкимъ потому-что едва ли подобные ему наблюдатели не родятся въ десять летъ разъ....