X.
Продолженiе фельетона о необыкновенномъ обеде близь Смоленскаго кладбища, причемъ читательнице рекомендуется новый сотрудникъ по части "Заметокъ Петербургскаго Туриста", а также изъясняется, отчего Халдеевъ получилъ новое прозванiе башибузука.
Ну-съ, моя прелестная читательница - я начинаю продолжать мой разсказъ, такъ неожиданно прервавшiйся посреди похороннаго обеда въ память усопшаго богача Овсянникова. Признайся откровенно въ твоихъ чувствахъ и отвечай мне, не думая хитрить передъ Иваномъ Александровичемъ. Безъ сомненiя мой поступокъ и мое положенiе за чужимъ обедомъ, посреди вовсе незнакомой компанiи, кажутся тебе странными и дурными по тону. Я хорошо знаю моихъ читательницъ, да и вообще всехъ женщинъ северной Пальмиры. Оне думаютъ, что я благоговею передъ ними и способенъ только подшучивать надъ своими согражданами мужскаго пола. Ничуть небывало - женская натура не возбуждаетъ во мне никакого подобострастнаго изумленiя. Между изящнейшими женщинами знаю я не одну, qui rendra des points {За поясъ заткнетъ.} и Моторыгину, и хлыщу Мухоярову и даже самому Холмогорову, чтителю великосветскости, жрецу хорошаго тона! Когда-нибудь я поговорю обо всемъ этомъ и разскажу тебе самой, дорогая читательница, на сколько ты сама пропитана духомъ тщеславiя, мотовства, высокомерiя и нетерпимости. Дойдетъ и до тебя очередь, это я тебе предсказываю откровенно, ты меня не подкупишь своими голубыми глазками, и ласковой улыбкой, и валансьенскими кружевами на воротничке! я тебя вижу насквозь, знаю, что ты любишь считать меня и Халдеева чудаками, моветонами, даже шутами, и, конечно, за то отплачу тебе но заслугамъ. Не даромъ я просиживаю ночи надъ моими "Замогильными Записками", имеющими выйдти въ светъ черезъ пятьдесятъ одинъ годъ после моей смерти! Но однако довольно о читательнице и о моихъ "Замогильныхъ Запискахъ"; другiя идеи насъ ожидаютъ, другiя картины требуютъ моего художественнаго пера. Уже Халдеевъ съелъ три тарелки супа и познакомился со своими соседями, уже беседа начинаетъ принимать шумный характеръ, уже пито было не разъ за упокой Ильи Овсянникова, уже мирно пользуются жизнью живущiе люди, забывая о предмете ихъ собранiя и тишине, подобающей сему предмету. Чтожь делать! Разве великiй поэтъ не сказалъ раньше насъ: "спящiй въ гробе, мирно спи, жизнью пользуйся живущiй!" Наследники богача Овсянникова, да и все гости, по видимому, вполне пропитались сказанной аксiомой, а поэтому и сцены, насъ окружавшiя, не лишены были оживленiя. Прямо противъ меня какой-то седовласый старецъ, летъ осьмидесяти, уписывалъ за троихъ, какъ будто на свадебномъ обеде, два другiе гостя толковали о политике Европы, часто упоминая имя Пальметрона и ругая этого Пальместрона по заслугамъ; далее, на конце стола шла беседа страннаго содержанiя. Тамъ, изъ-за шума и звона ножей съ тарелками, резко возвышался чей-то голосъ, не то протяжный фальцетъ, не то жидкiй сопрано, голосъ, какъ будто мне знакомый. Напрасно напрягалъ я мое зренiе, чтобы различить говорящаго гостя, онъ былъ отъ меня скрытъ целымъ кружкомъ, по видимому, восхищонныхъ слушателей. Пока я колебался въ моихъ мысляхъ и собиралъ свои воспоминанiя,-- голосъ этотъ вдругъ возвысился и произнесъ въ высшей степени странную фразу: - "Господа, мне истинно прiятно ваше сочувствiе къ "Заметкамъ Петербургскаго Туриста". Для васъ не существуетъ никакихъ псевдонимовъ, и я не хочу скрываться долее: - это я пишу подъ именемъ Ивана Ч--р--к--ж--н--ва, моего добраго друга, съ которымъ мы, три года тому назадъ, убивали тигровъ на мысе Доброй Надежды.
- Что? что? что? вдругъ крикнулъ Халдеевъ, бросая вилку и грозно поднимаясь съ своего места. Но я придержалъ моего шумливаго прiятеля и тихо указалъ ему на огромное блюдо ветчины съ горохомъ, ему поданное. Халдеевъ, наложилъ себе полную тарелку и потомъ сказалъ мне: - "Пусти меня, я ударю бутылкой этого отвратительнаго самозванца."
- Веретенниковъ, надувшiй Буйновидова сигарами?
- Онъ самый.
- Продавшiй банку отъ имбирнаго варенья вместо китайской вазы?
- Именно, дорогой Халдеовъ.
- Да, да, это Веретенниковъ.
- Темъ более надобно ударить его бутылкой или стуломъ.
- Оставь его, Халдеевъ, возразилъ я громко. Истинный мудрецъ долженъ изъ всего извлекать одну пользу. Сиди и уплетай ветчину, да закрой меня своей особой. Я имею кой-какiе разсчеты на Веретенникова.
А между темъ господинъ, убивавшiй со мною тигровъ на мысе Доброй Надежды, продолжалъ восхищать слушателей разсказами, но истине безпримерными. - "Васъ удивляетъ, друзья мои, говорилъ онъ (и вся зала внимала звукамъ его голоса), васъ удивляетъ то обстоятельство, что Иванъ Ч--р--к--ж--н--к--въ, известный писатель, ссудилъ меня своимъ именемъ для подписи подъ "Заметками Петербургскаго Туриста." Но, во-первыхъ, онъ получилъ отъ меня за это сто тысячъ луидоровъ векселями на Гопе и венскаго Ротшильда, во-вторыхъ, онъ обязанъ, даже облагодетельствованъ мною, и даже въ гробу не забудетъ услугъ, ему оказанныхъ. Вамъ всемъ, мирно сидящимъ здесь и пользующимся отличнымъ угощенiемъ нашего добраго хозяина (тутъ толстякъ Веретенниковъ съ чувствомъ пожалъ руку полнаго юноши, распоряжавшагося обедомъ), вамъ всемъ, здесь беседующимъ, и не вообразить себе океана событiй, катастрофъ, ужасовъ, пережитыхъ мною, Алексеемъ Веретенниковымъ, въ Индiи, на островахъ Тихаго Оксана, въ степяхъ Африки и на берегахъ озера Макараибо! Въ Индiи встретилъ я Ч--р--к--н--ж--к--ва и тамъ оказалъ ему одну изъ услугъ, истинно-дружескихъ, во веки не забываемыхъ Я спасъ изъ горящаго костра и вдову брамина, въ которую Ч--р--к--н--ж--въ былъ влюбленъ съ обычной своею необузданностью, со страстью тигра. Какъ же после этого ему не дать мне своего имени для моихъ "Заметокъ"? Не могу же я, замечательный учоный, туристъ, изъездившiй весь мiръ, охотившiйся за крокодилами на берегахъ сумрачно-таинственнаго Нила, не могу же я подписывать мое имя подъ шаловливыми фельетонами русской газеты! Что сказалъ бы обо мне раджа Брукъ Саравакскiй, съ которымъ мы очищали отъ пиратовъ Малайскiй Архипелагъ? Что сказалъ бы онъ, узнавши, что Веретенниковъ пишетъ шуточныя статейки? Что подумала бы обо мне королева Помаре и король Камеа-меа, предлагавшiе мне въ своихъ владенiяхъ весьма важную должность? Такому человеку какъ я, надо хранить и вотъ почему, вместо обычнаго псевдонима, подъ которымъ невозможно укрыться, я избралъ себе имя живого человека, Ивана Ч--р--к--ж--к--ва, такъ много мне обязаннаго!"
Едва нашъ толстякъ кончилъ речь и отеръ салфеткой свое широкое, белое лицо, какъ со всехъ сторонъ посыпались на него приветствiя и разспросы. Въ моихъ глазахъ было пять разъ выпито за здравiе Веретенникова, "Петербургскаго Туриста". Халдеевъ металъ повсюду гневные взоры, но никто не заботился о его гневе. Единственный человекъ, способный изобличить лгуна, только молчалъ и слушалъ. Да и надо признаться, было чего послушать. Отлично говорилъ Веретенниковъ, все более и более увлекая своихъ слушателей, но не забывая и пищи, о отъ времени до времени поглащая целыя блюда разныхъ припасовъ. И давно знаю Веретенникова, хотя, конечно, не убивалъ съ нимъ тигровъ, какъ о томъ можетъ догадаться читатель. въ романе моемъ, который выйдетъ въ светъ следующей осенью, будутъ подробно изложены деянiя этого новаго Улисса, человека много странствовавшаго, много лгавшаго и не мало плутовавшаго въ свою жизнь. И, странное дело, не взирая на все лжи и обманы Веретенникова, не взирая на его обжорство и самохвальство, я, даже казня Веретенникова (а одинъ разъ я даже упряталъ его въ тюрьму), не переставалъ чувствовать къ нему некоторое влеченiе. Однимъ фактомъ могу я выразить чувство, возбужденное во мне этимъ человекомъ. Весь конецъ стола около нашего туриста жаждалъ слушать отъ него исторiю о спасенной жене брамина, въ которую былъ влюбленъ Ч--р--к--ж--к--въ. Все упрашивали Веретенникова начать разсказъ, и онъ готовился къ нему, попивая портвейнъ и безпрестанно повторяя. - "Странная эта исторiя! почти невероятное приключенiе!... передъ вами, господа, раскинется рядъ невообразимыхъ, почти неправдоподобныхъ событiй!" я самъ сиделъ, укрывшись за соседями и, надо признаться, ожидалъ разсказа съ жадностью. Никогда не бывала мои особа въ Индiи, никогда Иванъ Александровичъ не влюблялся въ жену брамина, никто не спасалъ дорогихъ ему женщинъ изъ горящаго костра - а между темъ Иванъ Ч--р--к--ж--н-- к--въ ни за что на свете по упустилъ бы случая услыхать разсказъ объ ост-индскихъ похожденiяхъ Ивана Ч--р--ж--к--ва. Да, мои читатели, Веретенниковъ былъ не простой лгунъ, и его импровизацiи приводили въ восторгъ не однихъ только легковерныхъ слушателей.
слушавшихъ. Долго говорилъ витiя о слонахъ, пагодахъ, массивныхъ куполахъ, пальмовыхъ рощахъ, статуяхъ богини Вишну и смуглыхъ баядеркахъ, танцующихъ подъ звуки гонга. Въ одной изъ пальмовыхъ рощъ, близь главной пагоды Бенареса, обитала та дивная жена брамина, въ которую Иванъ Ч--р--н--к--ж-ковъ влюбился съ обычной своей необузданностью. Прелести юной индiанки Веретенниковъ описалъ такъ, что я самъ ощутилъ некоторое волненiе въ сердце, слушатели же едва не заплакали отъ упоенiя. "Въ это время я самъ", такъ продолжалъ нашъ ораторъ, "зажился въ Бенаресе, наблюдая нравы известныхъ удавителей-туговъ. Много разъ встречались мы съ Иваномъ Александровичемъ въ пальмовой роще, где раздавались звуки гонга и где жила его возлюбленная! Много разъ говорилъ я ему: - "эй, Ч--р--к--ж--н--к--въ, брось волокитство за индiанками - самая лучшая изъ нихъ не что иное какъ дура, сжигающая себя на костре по смерти мужа! Брамину теперь девяносто семь летъ онъ умретъ въ скоромъ времени - что ждетъ тогда женщину, тебя пленившую'? Подумай объ этомъ, обуздай свои бешеныя страсти. Я понимаю, что можно любить женщину съ острова Явы, я понимаю привязанность къ островитянкамъ Маркизскихъ Острововъ; но здесь я не понимаю любви. Когда браминъ умретъ, его жена должна будетъ сжечь себя всенародно!" И что же? мое предсказанiе исполнилось; черезъ неделю после нашего разговора съ Ч--р--к--ж--к--вымъ, браминъ умеръ скоропостижно!
Веретенниковъ отеръ лицо еще разъ, выпилъ два стакана вина и продолжалъ речь, упиваясь собственнымъ своимъ красноречiемъ. Онъ описалъ намъ отчаянiе молодой браминши, ея твердую решимость сжечь себя на костре вместе съ трупомъ мужа, онъ перенесъ насъ въ фанатическiй мiръ суровыхъ Индiйцевъ, изобразилъ тревогу всего города, приготовленiя къ торжеству, прощанiе юной жертвы съ родными и съ народомъ. Мало того, онъ повелъ насъ въ жилище жертвы, разсказалъ, чемъ была убрана ея опочивальня, какимъ бамбуковымъ ковромъ устилался тамъ полъ, какого цвета платье надела молодая женщина, и какого веса серьги красовались въ ея маленькихъ, смуглорозовыхъ, прозрачныхъ ушахъ. Затемъ кисть пошла брать все шире и шире, на сцену выдвинулись весь городъ Бенаресъ, хоры баядерокъ, толпы браминовъ въ беломъ одеянiи, великобританскiя власти въ красныхъ мундирахъ, тщетно пытавшiяся отговорить несчастную вдову отъ ея намеренiя. Все было напрасно: на главной площади города уже высился костеръ изъ сандальнаго дерева - благовонная смола горела въ серебряныхъ вазахъ, площадь наполнилась мильономъ народа, на часахъ городской башни пробило одиннадцать часовъ, въ четверть двенадцатаго все должно было кончиться. Молодая вдова, одетая въ широкое полосатое платье (одна полоса белая, а одна палевая) появилась передъ восторженной публикой. Она кинула въ народъ четыре пригоршни цветовъ, народъ подрался за эти цветы. Она раздала подругамъ серьги изъ ушей, браслеты съ рукъ, золотыя кольца съ маленькихъ ногъ, и потомъ взошла на костеръ твердыми шагами...
- Что же делалъ въ это время мошенникъ Ч--р--к--ж--въ? спросилъ тутъ молодой распорядитель обеда, ударивши по столу кулакомъ. Вся публика давно была охмелена - отчасти виномъ, отчасти импровизацiей Веретенникова.
- Что делалъ Ч--р--к--ж--н--к--въ? звонко-протяжнымъ фальцетомъ продолжалъ ораторъ. - Нашъ Иванъ Александрычъ стоялъ у самаго костра, подверженный разслабленiю, но глаза его сверкали какъ у бенгальскаго тигра. Зайдите въ зверинецъ, взгляните на этого тигра, и тогда вы составите себе слабое понятiе о глазахъ Ч--р--к--ж--к--на, въ то время, когда дорогая ему женщина восходила на роковой костеръ! Уже факелы загорались въ рукахъ браминовъ, уже левая часть костра, составленная изъ мелкихъ дровъ, облитыхъ смолою, вспыхнула яркимъ пламенемъ... а нашъ соотечественникъ не трогался съ места. Онъ былъ убитъ духомъ. Вы, вероятно, знаете, господа, что во мне обитаетъ страсть ко всему невозможному, разительному, титаническому. Видъ пораженнаго друга и погибающей женщины расшевелили мою натуру. Я не удержался. Я подошолъ къ Ивану Александрычу и только сказалъ ему, указавъ на костеръ, сильно разгоравшiйся: "Еще минута, и все будетъ кончено!"
Того было довольно. Подобно двумъ удавамъ, кидающимся съ древа на убегающую антилопу, мы двое бросились къ пылающему костру, ухватились руками за боковые столпы, препятствовавшiе дровамъ разсыпаться, натужились на сколько хватало силы, и вмигъ вместо высокаго костра на земле оказались лишь нестройные ряды угасавшихъ поленьевъ. Трупъ брамина, полусозженный, покатился по траве, а юная жертва очутилась въ объятiяхъ Ивана Александровича! "Злодеи! оскорбители Брамы!" заревела толпа фанатиковъ-зрителей, а жрецы кинулись на насъ, потрясая оружiемъ. Первыхъ двухъ браминовъ я ударилъ поленомъ по голове, они упали къ моимъ ногамъ и погибли въ ужасныхъ мученiяхъ. Трехъ другихъ я схватилъ за волосы и столкнулъ головами такъ, что изъ трехъ головъ осталось лишь нечто похожее на кисель. Темъ временемъ Ч--р--ж--к--въ уносилъ вдову брамина, при восторженныхъ рукоплесканiяхъ англiйскаго населенiя, дивившагося нашей смелости, но не решившагося помогать намъ открыто. Еще шесть браминовъ пали подъ моими ударами и толпа заколыхалась въ трепете. Пользуясь минутой замешательства, мы оба пробились ко дворцу губернатора. Итакъ было двумя путешественниками совершено дело, безпримерное, какъ въ летописяхъ города Бенареса, такъ и въ исторiи всей Индiи! Да. друзья мои, то было дело чрезвычайное! то былъ подвигъ, по истине, едва-едва правдоподобный!.
И я, и Халдеевъ только могли взглянуть другъ на друга въ глубокомъ безмолвiи. Глубокое безмолвiе властвовало и на конце стола, въ кругу лицъ, окружавшихъ Веретенникова. Жаркое не было доедено, къ бланманже никто не иритрогивался, шампанскiя бутылки стояли недопитыя, и живительный газъ изъ нихъ выдыхался.
- Что же сталось потомъ съ молодой вдовой брамина? посреди тишины вдругъ спросилъ одинъ изъ любопытнейшихъ слушателей.
конечно, не прочь умертвить человека, завести фальшивую игру въ карты; но, кажется мне, что онъ неспособенъ погубить невинную индiянку. Мне писали изъ Кантона, что вдова брамина, обвенчанная съ Иваномъ Александровичемъ, долго жила въ Америке, а теперь собирается въ Петербургъ къ мужу... И знаю даже наверное, где теперь она, и въ какой гостинице она остановится!
Хотя большая часть слушателей была сильно разгорячена спиртными напитками,-- однакожъ последняя речь Веретенникова не прошла безъ возраженiя.
- "Помилуйте, Алексей Федосеичъ, сказалъ ему одинъ изъ племянниковъ усопшаго Овсянникова - въ вашихъ словахъ должна быть какая-то ошибка. Ведь Иванъ Александровичъ женатъ на русской девушке, въ вашихъ же фельетонахъ о томъ говорится!
- Женатъ! женатъ! энергически произнесъ Веретенниковъ, и даже изобразилась на его лице улыбка, обидная для спрашивавшихъ. Конечно, женатъ, но что же изъ этого? Вы, я вижу, все, сидя въ своихъ норахъ, выучились мерять людей по вашему скромному масштабу. Вы не знаете, что во многихъ делахъ своей жизни Иванъ Ч--р--к--ж--н--к--въ хуже тигра и гiены бенгальской! Ему ничего не значитъ ограбить путешественника, жениться на четырехъ женахъ и потомъ поднести каждой изъ жонъ лимонаду съ мышьякомъ. Верьте мне, знающему дело - Ч--р--к--ж--н--к--въ былъ женатъ девять разъ, и изъ девяти его жонъ пять живы... до техъ поръ, пока онъ не вздумаетъ отъ нихъ отделаться!...
Въ это время я хотелъ опять взглянуть на Халдеева, но спутника моего уже не было на своемъ месте. Неукротимый баши-бузукъ не могъ перенести клеветъ Веретенникова! Прежде чемъ я успелъ одуматься, Халдеевъ уже стоялъ противъ велеречиваго туриста, очевидно побледневшаго и сконфузившагося.
"Господа", вдругъ произнесъ Халдеевъ, обращаясь ко всемъ слушателямъ, - позвольте мне опровергнуть приговоры этого толстаго обманщика. Иванъ Ч--р--к--ж--к--въ, мой другъ, никогда не бывалъ въ Индiи, никогда не велъ фальшивой игры, никогда не убивалъ путешественниковъ. Женатъ онъ всего на одной жене и живетъ съ нею въ примерномъ согласiи. Раза два спасалъ онъ г. Веретенникова отъ тюрьмы и побоевъ, за что Веретенниковъ, какъ вы видите. платитъ ему гнусною клеветою. Нужны вамъ доказательства моихъ словъ? На противоположномъ конце стола сидитъ самъ Иванъ Александровичъ: обратитесь къ нему, спросите его, знаетъ ли онъ Веретенникова и далъ ли ему право тщеславиться "Заметками Петербургскаго Туриста". Все глаза обратились къ мою сторону, а Веретенниковъ, узнавши мою персону, побледнелъ еще более. Не пытаясь оправдываться или вывертываться, онъ кинулся было къ своей шляпе, но движенiе его возбудило лишь несказанный гневъ со стороны недавнихъ слушателей. О, кто же изъ моихъ читателей не знаетъ, какъ свирепъ и задоренъ становится человекъ после сытнаго обеда съ достаточнымъ количествомъ шампанскаго! Все обманы Веретенникова, обнаружась сами собою, повлекли великую беду на его голову!-- "Можно ли такъ безстыдно лгать!" кричали ему одни гости - "Такъ вся исторiя о жене брамина пустая выдумка?" со злобой говорили другiе. - "А, ты присвоиваешь себе чужiя сочиненiя! а! Ч--р--н--к--ж--н--к--въ убiйца и игрокъ!" вопiялъ Халдеевъ, высоко поднимая надъ головой пустую бутылку. И вдругъ общая разноголосица была покрыта однимъ общимъ возгласомъ: - "Господа, надо побить этого обманщика!"
Напрасно бедный толстякъ Веретенниковъ умолялъ о пощаде и кидался ко мне, упрашивая, чтобъ я за него вступился: бури поднималась не на шутку и мне невольно приходили на мысль строки поэта по поводу одного свадебнаго пира, кончившагося подобною же исторiю:
И драка вспыхнула везде
Въ единую минуту!!
Къ счастiю, однако же, настоящей драки не последовало. Не успелъ Веретенниковъ получить пяти толчковъ въ бокъ, какъ у него явился защитникъ, въ образе самого содержателя гостинницы, въ которой мы обедали. Подъ прикрытiемъ сказаннаго мужа, толстякъ уведенъ былъ въ чуланъ и спрятанъ тамъ отъ взоровъ разгневанной публики, увы! только на время. Неукротимый Халдеевъ узналъ о чулане и привелъ передъ его дверь все собранiе, требуя немедленной выдачи человека, пускавшаго дурную славу про его друга Ивана Александрыча. Дело становилось темъ хуже, что въ память покойнаго Овсянникова было выпито еще три ящика шампанскаго!
последнюю меру, то-есть кинулся къ хозяину и убедилъ его провести меня въ чуланъ другимъ ходомъ. Когда мы явились туда, Алексей Федосеичъ, истребитель тигровъ и малайскихъ пиратовъ, находился почти въ безпамятстве отъ ужаса. Мы наскоро прикрыли его шубой и вдвоемъ вывели на заднiй дворъ, оттуда въ огородъ, а изъ огорода на Малый Проспектъ Острова. Увидя себя вне опасности, Веретенниковъ прижалъ мою руку къ своему сердцу и возопилъ громкимъ голосомъ: - "Иванъ Александрычъ, требуй отъ меня жизни и всей моей крови. Я твой рабъ до конца дней моихъ. Чемъ могу воздать я тебе за услугу сейчасъ оказанную?
- Двумя вещами, почтенный Алексей Федосеевичъ, ответилъ я, сажая толстаго туриста на извощика,-- двумя вещами можешь ты отблагодарить меня за сегодняшнiй день. Во-первыхъ лги меньше и не натыкайся на исторiю, а во вторыхъ, во вторыхъ... Я открылъ въ тебе дарованiе замечательнаго разскащика. Хочешь ли ты быть, и на самомъ деле, моимъ сотрудникомъ по части "Заметокъ Петербургскаго Туриста"?
- Что я слышу? перебилъ меня туристъ, ты не издеваешься надо мною? ты серьёзно предлагаешь мне эту поликую честь?
- Очень серьезно, отвечалъ я. Пора тебе извлечь какую-нибудь пользу изъ твоего пламеннаго воображенiя. Я намеренъ испробовать твой даръ и познакомить съ нимъ просвещенную публику. Разъ въ месяцъ ты будешь писать по одному фельетону, вместо меня. Я начинаю утомляться, да и вообще мои "Заметки" не могутъ потерять отъ элемента вопiющаго и неправдоподобнаго. Давай полную волю своей фантазiи,-- я убежденъ въ томъ, что разсказы твои будутъ очаровывать читателя. Я забываю все прошлое,-- приходи ко мне завтра советоваться объ этомъ деле. Пошелъ, извощикъ!
И мы оба уехали въ разныя стороны, оставивши друзей Овсянникова доканчивать пиръ, поминки и беседу. Когда я вернулся домой, жена спросила меня, закусивъ губки: "Хорошо было путешествiе по Петербургу съ Халдеевымъ?"
Съ той поры принято называть Халдеева уже не злостнымъ банкротомъ, а
Конецъ второй части.
1855.