II.
Знакомство мое съ фантастическимъ собирателемъ редкостей.
О страсть! страсть! долгая, неисчерпаемая, вековечная, безвредная, спасительная, разнообразная, неутомимая и неутолимая страсть къ старимъ картинамъ и редкостямъ, къ фарфоровымъ чашечкамъ съ двумя синими шпагами накрестъ, къ шкапамъ изъ чорнаго дуба съ аллегорическими барельефами, къ мандаринамъ, важно сидящимъ высунувъ языкъ, къ коробочкамъ изъ слоновой кости, въ серебряныхъ древнихъ оправахъ, къ пастушкамъ, играющимъ на рожке подъ сенью светлозеленаго дерева съ глазурью, страсть къ минiатюрнымъ медальйонамъ севрскаго изделiя, къ пейзажамъ Вильпервиля и Ванъ-Коосоопа, къ табакеркамъ съ эмалью, на коихъ Улиссъ переговоривается съ царевной Навзикаей посреди яркаго пейзажа съ голубымъ моремъ и голубой далью и лесомъ, раскинутымъ по берегу въ виде безконечнаго амфитеатра! Кто исчерпаетъ сказанную страсть, кто достойно воспоетъ ее въ дидактической поэме, кто подсмотритъ и передастъ изумленному свету всю заключенную въ ней поэзiю, кто изъ поэтовъ или болтуновъ, зовущихъ себя поэтами, современенъ создастъ философiю коллекцiй, Илiаду брикъ-а-брака, "Мертвыя Души", въ которыхъ бы действовалъ не Чичиковъ, а вы, я, наши собратья любители редкостей, собиратели редкостей, делатели редкостей, продавцы по части редкостей, даже, пожалуй, плуты въ области редкостей и Я знаю очень хорошо, что въ благородномъ занятiи собиранiя редкостей не обходится безъ обмановъ и ошибокъ. Тернiя есть во всемъ, на розахъ имеются шипы,-- но шипы не мешаютъ цвету и запаху розы! Можно купить головку какого нибудь Лизарова, вместо головки Грёза, но изъ этого не следуетъ, чтобъ чашки и статуэтки, стоящiя на вашемъ камине, предать лютому уничтоженiю. Бывали примеры прiобретенiя древней серебряной группы, отъ которой пахнетъ пятаками и грошами, но нельзя же заключить изъ такого факта, чтобы человекъ, занимающiйся продажей и покупкой стараго серебра, былъ непременно мошенникомъ или простакомъ, пройдохой или ротозеемъ, dupe ou fripon. Одному милому, доброму, пламенному русскому литератору недавно продали за хорошую цену два сосуда отъ имбирнаго варенья вместо китайскихъ вазъ, но онъ не потерялъ благоговенiя къ фарфору и еще на дняхъ прiобрелъ чудное севрское блюдо работы иностранца Поликарпова! Я самъ, въ годы юности и свежести, не умелъ отличить мрамора отъ алебастра и покупалъ картины съ фигурами, у которыхъ носъ длиннее ноги, но я не говорилъ же съ Катономъ: "добродетель, ты пустое слово!" Роза безъ тернiй существуетъ только на полинялыхъ шляпкахъ, море не можетъ обойтись безъ подводныхъ камней, женщина безъ капризовъ и прихотей будетъ не женщина, а статуэтка. Итакъ, возвеселитесь духомъ, мои добрые собратiя-собиратели, шатайтесь по лавкамъ и аукцiонамъ, наполняйте спои кабинеты, чистите старыя картины, отыскивайте Рафаэлей на толкучемъ рынке и блаженствуйте, ибо блаженство ваше чисто, безвредно, исполнено поэзiи и веселiя. Если мы сладко спали, то не будите насъ, о насмешники! Не мешайте намъ грезить: грезы наши никому не делаютъ зла. Да здравствуютъ же картины въ овальныхъ рамахъ, статуэтки изъ терра-котта никто не станетъ критиковать нещадно, этимъ оружiемъ никто не пырнетъ въ бокъ своего собрата. Не мешайте намъ веселиться и грезить,-- дайте дорогу дилетантамъ и собирателямъ редкостей! Въ моемъ году имеется одинъ день великаго, невиннаго, добраго, поэтическаго наслажденiя. Этотъ день накануне Рождества. Съ техъ поръ, какъ я себя помню, въ этотъ день я бывалъ глубоко счастливъ. Въ этотъ день отецъ возилъ меня по магазинамъ, книжнымъ и игрушечнымъ лавкамъ, покупая мне разныя вещи, книги и игрушки по моему выбору. Я живо помню удовольствiе, съ какимъ этотъ строгiй, неразговорчивый съ детьми старикъ радовался моей радостью, и вытребовавши себе стулъ, спокойно сиделъ въ лавкахъ, не побуждая меня къ отъезду и предоставляя мне полную свободу выбирать себе различныя богатства. Ничего почти не говоря и не оставляя своего серьознаго вида, онъ былъ расточителемъ, Крезомъ, графомъ Монте-Кристо въ этотъ день. Не одинъ я, особа заинтересованная въ этомъ деле, но купцы взирали на него съ благоговенiемъ, и женщины, что-нибудь покупавшiя, останавливались у выхода, чтобы поглядеть, какъ умелъ почтенный старикъ тешить и баловать своего сына. За то день накануне Рождества и другой день въ томъ же роде, Вербная Суббота, до самой моей смерти будутъ мною чтимы, какъ высокiе духовные праздники! Въ эти дни я будто живымъ вижу передъ собой отца, котораго лишился много, много летъ назадъ. Сделать что-нибудь зловредное накануне Рождества или въ Вербную Субботу я не решусь ни за что въ свете. Въ эти дни и все вижу въ розовомъ свете, журнальныя статьи кажутся мне блистательными поэмами, и некiй фельетонъ - высокимъ моральнымъ трактатомъ. О книге, прочитанной въ сказанный день, я не скажу дурного слова: если ко мне придетъ другъ-поэтъ, перiодически-вторгающiйся въ мою квартиру и подвергающiй меня казни и скуке неслыханной,-- я его приму, буду съ нимъ веселъ и ласковъ. Но впрочемъ трудно кому нибудь изъ друзей и недруговъ застать меня дома накануне Рождества или въ Вербную Субботу. Я исчезаю изъ дома съ утра и покупаю себе игрушки - игрушки взрослаго возраста - потемневшую картину, древнюю кружку, фарфороваго пастушка, баулъ съ медальонами. Я не считаю денегъ, и становлюсь на одинъ день графомъ Монте-Кристо. Домой возвращаюсь я мимо Гостиннаго Двора; тамъ смотрю на детей и голубей, исполняюсь самыми сладкими чувствами, закупаю себе книгъ и всякой всячины и покидаю торжище последнiй. Все путешествiе должно совершаться пешкомъ: лучшiя изъ купленныхъ вещей несутся лично самимъ мною, въ рукахъ, въ шляпе, въ карманахъ пальто. На перепутье дозволяется зайдти позавтракать въ кондитерскую, или посмотреть новыя редкости у г. Палацци, прежде жившаго въ Гороховой, между Каменнымъ и Краснымъ Мостами, а теперь переселившагося въ Большую Морскую. Впрочемъ, лучше не сообщать читателю подробности адреса Палацци. Читатель можетъ подумать, что я взялъ съ моего прiятеля старую картину въ виде взятки, а оттого и хвалю Палацци, въ ущербъ Негри, Мейера, Жюста и иныхъ продавцовъ редкостей.
Тому изъ моихъ читателей, кто не знаетъ Палацци, я советую съ нимъ познакомиться. Они останутся довольны знакомствомъ. Тихое и доброе лицо г. Палацци располагаетъ всякаго въ его пользу и располагаетъ не напрасно. Этотъ человекъ не продастъ вамъ дрянного бельгiйскаго пейзажа последнихъ годовъ за пейзажъ Рюиздаля; не станетъ навязывать вамъ японскихъ вазъ, повторяя многократно, что графъ Антонъ Борисычъ покупаетъ у него на десятки тысячъ разной японщины; онъ не испортитъ вашего наслажденiя хорошей вещью, крикнувъ вамъ подъ ухо во время вашего созерцанiя: "Это стоитъ три тысячи рублей, и ни копейки менее". Онъ не станетъ хвастаться передъ вами покровительствомъ княгини Дарьи Савельевны и не слупитъ съ васъ тройной цены за вещицу во вкусе упомянутой Дарьи Савельевны. Палацци не станетъ плакаться на холодность Петербурга къ предметамъ артистическаго значенiя: онъ знаетъ очень хорошо, что для наслажденiя его товаромъ надо, чтобъ и продавецъ и покупатель были въ духе, чтобъ жалобы всякаго сорта имъ не лезли въ голову. За то все любятъ Палацци и всякому у него весело. Въ его комнатахъ, за вами не ходитъ докучливый надзиратель; чуть познакомившись съ новымъ лицомъ, убедясь, что оно, по русской поговорке, "сальныхъ свечъ не естъ" и платковъ изъ кармана не похищаетъ,-- хозяинъ помещенiя предлагаетъ вамъ зажечь сигарку и самъ стушевывается или садится за книгу, пока вы бродите и переглядываете вазы, картины и оружiе. Для дилетантовъ ленивыхъ или крайне озабоченныхъ, Палацци лучше всякаго клада. Онъ придетъ къ вамъ на домъ, не торопясь пересмотритъ ваши коллекцiи, прiищетъ панданъ къ одинокому минiатюру, научитъ васъ какъ вычистить старую картину, приделаетъ къ заброшенному и поломанному портретцу нужную оправу въ томъ самомъ стиле, какого сама вещь требуетъ, похвалить одно, осторожно разочаруетъ насъ насчетъ другого и исполнитъ все ваши порученiя съ точностью немца, съ быстротой итальянца, съ готовностью русскаго человека! Если вы любите фарфоръ и не видите красоты въ старомъ серебре, онъ станетъ съ вами меняться; если вы горите желанiемъ сбыть картины, которыя вашъ покойный родитель собиралъ съ такими усилiями, онъ найдетъ место и картинамъ вашимъ... но нетъ! Я имею слабость думать, что въ числе моихъ читателей не имеется людей, способныхъ отделываться отъ добрыхъ, старыхъ, потускневшихъ картинъ, доставшихся имъ въ наследiе. Если такiе господа где нибудь и находятся, то я усерднейше прошу ихъ не читать моихъ заметокъ и со мной не знакомиться.
Итакъ, въ прошлый месяцъ, передъ Рождествомъ, нагулявшись досыта, сделавъ самому себе несколько подарковъ и довершивъ всю экскурсiю одной покупкою у Палацци, я отдыхалъ въ его комнатахъ, и курилъ сигару, сидя передъ однимъ очень простенькимъ и недорогимъ пейзажемъ, который почему-то мне крайне нравился. То было изображенiе какого-то парка, около реки или пруда, съ плавающими по воде лебедями. Въ далекой дали между зеленью и платанами въ виде зонтиковъ, рисовалась колоннада какого-то палаццо, одного изъ техъ палаццо, которые повременамъ грезятся вамъ во сне, подъ голубымъ небомъ, между розами, фонтанами и статуями. Вправо отъ картины помещался шкапъ съ саксонскими куколками и несколько вазъ севрскаго фарфора. Мне было очень хорошо, тепло и отрадно, я не скучалъ своимъ уединенiемъ, и, поджидая хозяина, конечно, проводилъ свое время веселее, чемъ въ эти минуты проводилъ его весь Петербургъ, сидящiй за бумагами или свирепо бегающiй по Невскому Проспекту. Я выкурилъ свою сигару и уже думалъ зажигать вторую, когда уединенiе мое было нарушено приходомъ новаго лица, облаченнаго въ летнее пальто, крайне потертое и порыжелое. Новому лицу было очень-холодно въ своемъ наряде, скорее достойномъ Неаполя, нежели нашей северной Пальмиры. Оно попрыгало съ ноги на ногу, и потомъ, обратясь ко мне, сказало съ самой обязательной улыбкою: "Позвольте отъ души порадоваться знакомству съ новымъ любителемъ. Имя ваше не безъизвестно въ области редкостей, милостивый государь мой. "Заметки петербургскаго туриста" производятъ волненiе въ той кондитерской, где я пью шоколатъ. Позвольте пожать вашу руку; имя мое Лопаткинъ. Я когда-то принадлежалъ къ числу художниковъ и имею свою коллекцiю редкостей, можетъ быть, не изъ последнихъ въ Европе!"
Я погляделъ на новое лицо съизнова и почувствовалъ нечто въ роде того фантастическаго обаянiя, которое довольно знакомо любителямъ сочиненiй Гофмана. Мой собеседникъ совершенно походилъ на Щелкуна, героя знаменитой гофмаповой сказки. Онъ былъ сухъ и старъ, носъ его и подбородокъ почти сходились, и носъ и подбородокъ казались синеватыми отъ холода. Въ истасканномъ своемъ наряде этотъ господинъ казался неопрятенъ, какъ немецкая философская книга. Маленькiй ростъ, плешивая голова, кривыя ноги, зеленый фракъ и яркокрасный жилетъ (рыжеватое пальто было уже разстегнуто) - все это не могло украсить г. Лопаткина, но его украшали пара умныхъ, добрыхъ чорныхъ глазъ и руки не только маленькiя, но превосходно сформированныя. У всехъ почти любителей по редкостной части, руки и ноги очень малы - заметка странная, но объясняющаяся темъ, что господа, о которыхъ здесь говорится, все принадлежатъ къ особамъ деликатнымъ и тонко развитымъ. Какъ бы то ни было, видъ новаго гостя былъ мне прiятенъ, разговоръ его, относившiйся къ разнымъ картинамъ и вазамъ, около насъ стоявшимъ, могъ назваться очень занимательнымъ, и вообще знакомство съ товарищемъ-любителемъ обещало кое-что по части наблюденiй. Потому я поспешилъ предложить Лопаткину сигару, которую онъ взялъ съ благодарностью и закурилъ, выказывая признаки самаго ребяческаго удовольствiя.
- Это не сигара, а нектаръ, сказалъ онъ, осторожно пуская самыя тонкiя струи дыма.
Въ самомъ же деле сигара была самаго средственнаго качества; сотня подобныхъ стоила восемь целковыхъ, а въ Петербурге, какъ известно, вследствiе возрастающаго числа любителей, сигары скоро дойдутъ ценой до рубля за штуку.
- Очень, очень вамъ благодаренъ, опять сказалъ гость. Я три года не курилъ сигары. Какой запахъ, какой тонкiй листъ! Только вы позволите мне, государь мой, сделать одно замечанiе; человекъ, курящiй такiя сигары, никогда не будетъ иметь хорошей коллекцiи - коллекцiи картинъ или редкостей, коллекцiи по нашей части!
- Неужели вы себе отказываете даже въ сигарахъ? спросилъ я съ изумленiемъ
а покупать такъ не покупалъ ихъ во всю мою жизнь, сперва по бедности, а потомъ для выгодъ коллекцiи.
- Однако, возразилъ я;-- вы любите табакъ и теперь курите сигару съ удовольствiемъ. Ящикъ такихъ сигаръ стоитъ восемь рублей. Тутъ все дело въ разсчете. Разве вещь, которую вы можете купить за восемь рублей, способна доставить вамъ сумму прiятностей, которыя вы ощущаете, выкуривая время отъ времени по сигаре? Если да, то вы правы; если нетъ, то вашъ разсчетъ не веренъ, и вы напрасно отказываете себе въ невинномъ наслажденiи.
Должно быть, мой чисто-практическiй вопросъ полюбился гостю, ибо въ его ответе отозвалось много задушевной ласковости.
возможна, и восемь целковыхъ иногда значатъ более тысячи. Но, откинувъ вопросъ о случайностяхъ, возьмемъ просто восемь рублей и вещицу, действительно стоящую восемь рублей (тутъ Лопаткинъ показалъ мне несколько чашечекъ, одну гравюру и еще что-то старинное). Покупая сто сигаръ я знаю, что удовольствiе, мною купленное, рано или поздно разлетится дымомъ. Покупая маленькую вещь по моему вкусу, ценой въ восемь рублей, я имею въ виду, что она останется при мне до моей смерти, будетъ моимъ товарищемъ, членомъ моей семьи, станетъ понемногу радовать мой глазъ въ-теченiе десятковъ летъ. Я еще не старъ, хотя гляжу не молодцевато, я могу прожить еще летъ тридцать, я люблю въ газетахъ читать объ очень-старыхъ людяхъ, никогда не пьющихъ вина и выхаживающихъ по десяти миль въ сутки. Я вина не пью и хожу много, отчего жь мне не прожить долго? У меня нетъ друзей и родныхъ.
- Вы меня поняли, сударь, радостно проговорилъ старичокъ, вы не сходствуете со многими вертоплясами (и любителями даже), всегда отзывающимися обо мне съ насмешкою. Укажите мне средство наслаждаться более, нежели и наслаждаюсь посреди моихъ редкостей, и я перестану тратиться на какiя-нибудь картины! Назовите деятельность, более независимую и приличную моему возрасту, и я, пожалуй, самъ назову себя глупымъ мечтателемъ! Я питаюсь шоколатомъ, это правда, за то къ концу года моя семья расширяется, несколько дивныхъ вещей переносится въ мое одиночество, рядъ оригинальныхъ картинъ тешитъ мои глаза; а еслибъ я вместо шоколата елъ ростбифъ съ трюфелями, ничего бы этого не видать мне къ концу года. Отъ ростбифа съ трюфелями не осталось бы ничего изящнаго и вечнаго! Государь мой, вы немногими словами прiобрели мое сердце. Мне весело и въ щегольскомъ господине видеть сочувствiе къ моей страсти. Позвольте достойно возблагодарить насъ и за сигару и за беседу нашу. Передъ нами времени еще много и я могу доставить вамъ часокъ немалаго наслажденiя. Посетите мою скромную обитель и взгляните на вещи, которыхъ я никому не показываю. Палацци очень хорошiй человекъ, но его я къ себе никогда не пускаю; вообще нынешнихъ любителей я не люблю. Васъ я полюбилъ душевно. Идите же въ мое Эльдорадо!
И бывшiй художникъ застегнулся, поднялъ воротникъ своей хламиды, а затемъ устремился вдоль по Морской съ такой быстротою, что я, при своихъ длинныхъ ногахъ, могъ следовать за нимъ не безъ затрудненiя.
Мы прошли несколько улицъ, потомъ площадь, и очутились въ Галерной Улице, где и остановились передъ однимъ изъ жолтенькихъ каменныхъ домиковъ, самыхъ древнихъ въ Петербурге и сохраняющихъ слабое подобiе голландскихъ домовъ. Нижнiй этажъ имелъ окна съ какмми-то витыми решотками, кровля была изъ черепицы и не такъ плоска, какъ нынешнiя кровли; надъ вторымъ этажомъ возвышался мезонинчикъ или чердачокъ съ двумя окнами. Лопаткинъ жилъ въ нижнемъ этаже, только не на улицу, а на какой-то странный, длинный предлинный дворъ съ двумя березами посредине. Вообще нельзя сказать, чтобъ домъ содержался съ голландской чистотою: по двору бегали какiе-то циклопы съ чорными лицами, въ тиковыхъ халатахъ; въ углу двора была кузница съ неугасаемымъ огнемъ; остальныя строенiи занимались каретникомъ, котораго разнообразныя изделiя стоили повсюду. Около стены Лопаткинъ взялъ меня за руку и мы оба юркнули въ длинный, темный корридоръ, напередъ спустившись въ недра подвальнаго этажа, по мокрымъ, неровнымъ ступенямъ. За корридоромъ шла кухня, большая, довольно чистая, въ кухне виднелся около плиты письменный столъ и волтеровское кресло, въ уголкахъ же валялись рамы, картины, старые фолiанты, пьедестальчики и разбитыя вазы. Вся картина поражала какъ оригинальностью, такъ и совершеннымъ несходствомъ со всемъ темъ, что до той поры мне случалось видеть въ петербургскихъ кухняхъ.
или нетъ, прежде дозвольте мне сварить для васъ кофе.
Затемъ мы оба весело принялись хлопотать около плиты, развели огонь изъ щепокъ, и усердно помогали другъ другу въ разныхъ хозяйственныхъ занятiяхъ. Бывшiй художникъ (звали его Андреемъ Сергеичемъ) снялъ свое верхнее платье и очутился передо мною въ какой-то тоге изъ темнаго полумериноса, подбитаго облезшимъ беличьимъ мехомъ. Его фигура и обстановка всей комнаты имели въ себе нечто неоспоримо-фантастическое. Я будто перенесся въ сказочный мiръ средневековой исторiи и древнихъ алхимиковъ.
большихъ комнатъ. Скоро начнетъ темнеть, но я не отпущу васъ, не похваставшись моими вещами. Нумеръ первый - фламандская комната.
И онъ отворилъ первую дверь и весело бросился впередъ, почти забывъ о своемъ госте. Такъ бросается молодой супругъ на свиданiе съ любимой и давно невиданною женою. Лицо г. Лопаткина преобразилось и стало почти прекраснымъ; его ветхiй шлафрокъ даже обогатился какими-то величавыми складками. Я тихо последовалъ за хозяиномъ. До наступленiя темноты мы едва успели оглядеть третью часть его сокровищъ. Только въ четырехъ комнатахъ мы были, но, Боже мой! чего только не заключалось въ этихъ четырехъ большихъ, холодныхъ, низкихъ, бедныхъ комнатахъ! Можетъ быть, я ошибаюсь, но коллекцiя нашего таинственнаго собирателя показалась мне богатейшею изъ многихъ виданныхъ мною знаменитыхъ коллекцiй! Въ ней я не виделъ ни одной картины сомнительнаго достоинства, ни одной фигуры, уважаемой только за старину, ни одной вазы тяжолой формы, ни одной камеи изъ раковины, ни одной вещи аляповатой, ни одного изделiя, заслуживающаго одной холодной похвалы, похвалы изъ любезности къ хозяину. Случалось ли вамъ когда побудь слушать музыкальную вещь и восхищаться ею до малейшаго аккорда, во всей подробности, восхищаться ею отъ чистаго сердца? Такого рода наслажденiя редки. То же самое ощущаетъ любитель при обозренiи немногихъ коллекцiй, собранныхъ человекомъ крайне умнымъ и крайне страстнымъ къ своему делу. Коллекцiя моего новаго друга была въ этомъ отношенiи (для меня по крайней мере) выше всехъ похвалъ. Куда ни гляделъ я (правда, что въ тотъ день я былъ отлично настроенъ ко всему изящному), всюду поражали меня предметы, приходившiеся мне особенно по сердцу. Тамъ, на одной картине, луна освещала пустынный морской берегъ, бросая искристую белую ленту на короткiя волны,-- изъ другого угла смотрелъ на меня туманный закатъ солнца надъ деревнею, закатъ, писанный ван-дор-Нееромъ,-- далее улыбалось мне строгой улыбкою лицо мраморной Дiаны, гордой богини, будто сердившейся на насъ за нарушенiе ея девственнаго уединенiя,-- далее, въ безпорядке, привлекательномъ для глаза, блестели и бодро возвышались тысячи древнихъ безделокъ, переносившихъ зрителя, хотя сколько нибудь одареннаго чувствомъ поэзiи, въ эпохи самыя разнородныя - то угрюмыя, то светлыя, то таинственныя. Описывать все то, что мне довелось видеть въ этотъ памятный день, я не намеренъ. На словахъ многое выходитъ очень дурно, а къ тому же мне предстоитъ потратить еще не мало словъ по части настоящаго разсказа.
Нечего говорить о томъ, что на половине первой комнаты и я и мой хозяинъ почувствовали другъ къ другу прiязнь самую нелицемерную. У входа по вторую, передъ великолепнымъ портретомъ Гортензiи Манчини, мы пожали другъ другу руки и условились видеться какъ можно чаще. На конце той же комнаты я дерзнулъ пригласить г. Лопаткина къ себе обедать, сегодня же. Пройдя еще три шага, мы решили, что намъ не следуетъ расходиться до ночи,-- а если надо обедать, то лучше обедать тутъ же, между картинами, статуями и вазами, при слабомъ освещенiи. Сообразно сему решенiю вытребована была жена дворника, Матрена, которую я тутъ же отправилъ съ запискою въ ресторацiю. По распоряженiю Матрены, къ намъ явились слуги въ белыхъ галстукахъ и накрыли столъ,-- ихъ сперва хозяинъ не хотелъ пускать въ свое святилище, но впоследствiи, смягчившись, изменилъ свое намеренiе. Люди въ белыхъ галстукахъ притащили съ собой всякое кушанье, вино и бутылку шампанскаго, но мы не позволили имъ служить за столомъ, а служили себе сами.
что расходъ за пиршество весь палъ на мою долю). И напоследокъ нашъ достойный любитель картинъ и редкостей, подстрекаемый несколькими издалека поведенными вопросами отъ моей персоны, разсказалъ мне исторiю своей жизни, изъ которой я, для назиданiя читателей, долгомъ считаю сообщить публике то, что относится до картинъ, редкостей, коллекцiй, и наконецъ разныхъ необычайныхъ делъ, по части коллекцiй, картинъ и редкостей...
другими изделiями старыхъ французскихъ художниковъ по серебряной, мраморной и фарфоровой части. При тускломъ, но отменно-мягкомъ освещенiи поздняго сумрака, лица, изображенныя на картинахъ, красавицы, висевшiя на стенахъ въ своихъ овальныхъ рамахъ, будто шевелились, улыбались и поглядывали на насъ особенно заманчиво. По крайней мере одинъ портретъ пятнадцатилетней девушки, работанный Латуромъ, решительно делалъ мне глазки, между темъ какъ юная маркиза де-Фонтанжъ, неизвестно откуда попавшаяся во власть моего хозяина, весьма благосклонно глядела на его полумериносовый халатъ и кожаную скуфейку. Г-жу де-Фонтанжъ все мемуары стараго времени изображаютъ очень глупою девочкою, и точно, судя по ея портрету, умомъ большимъ она едва ли обладала; но о чудныхъ глазкахъ, полныхъ щекахъ и губахъ этой усопшей знаменитости можетъ иметь понятiе разве только счастливецъ, имевшiй когда-либо доступъ къ коллекцiи Андрея Сергеича Лопаткина! Правей отъ меня находилась серебряная группа дивной работы, изображающая похищенiе Европы, далее къ окнамъ шли блюда съ кокетливыми рисунками во вкусе Буше. Нимфы и пастушки, розы и пудреные локоны играли здесь главную роль. Въ дальнемъ углу залы, кажется, происходило морское сраженiе, писанное Бернетомъ, но мы мало обращали на него вниманiя, хотя иногда яркiй огненный отблескъ какъ будто вспыхивалъ на темномъ полотне, и глазу становились приметны белые паруса какого-то корабля, охваченнаго пламенемъ. При обстановке такого рода я готовъ былъ всю мою жизнь сидеть съ Андреемъ Сергеичемъ, и сидя покойно, выслушивать его речи, въ которыхъ была своя частичка занимательности.
"Итакъ, милостивый государь мой (началъ мой амфитрiонъ, хотя амфитрiономъ едва ли можно назвать его по справедливости), я уже имелъ удовольствiе сообщить вамъ, что детство мое проведено было въ недрахъ семейства мне чуждаго, благороднаго, но крайне-беднаго. Воспитателемъ моимъ былъ небездарный нашъ художникъ Фуфыринъ. Онъ, сколько могу себе припомнить, портреты писалъ хорошiе; но сами знаете, въ старое время русскому живописцу, да еще Фуфырнну по имени, труднымъ оказывалось добыть себе практику. Тогда все сходили съ ума отъ французовъ. Сила Петровичъ Богатыревъ ничего еще не писалъ противъ французовъ, а французскiй вкусъ не давалъ никому хода. Въ гостинныхъ тогда ставили кресла на подобiе техъ курульныхъ креселъ, что вы видели въ комнате древностей - впрочемъ, мы еще не дошли съ вами до древностей римскихъ - и диваны въ роде триклинiумовъ: тогда въ Париже была такая мода. Дамы носили талiи тотчасъ подъ мышками. Однимъ словомъ все было какъ-то странно, и такъ сказать не художественно. Портреты писать, значило лгать безсовестно: сядетъ передъ тобой, напримеръ, рыло, да и оденется гадко, а ты изволь делать, чтобъ вышла хороша да нарядна. Не то тебе дверь покажутъ, да француза Жужу призовутъ! Этой истины, такъ сказать натуры, за которой теперь гоняются - хоть, по моему, и безъ большого успеха - и въ помине не было. Кабы не пособiя отъ добрыхъ людей, да разная мелкая работа, такъ вся бы наша семья и голодомъ находилась. Много разъ Фуфыринъ, въ горькiя минуты, пытался отговаривать меня отъ занятiя художествомъ; только я никогда его не слушалъ. Во мне, надо сказать вамъ, съ детства все родные открыли талантъ замечательный; а когда я сталъ брать уроки, целая улица наша звала меня неиначе какъ живописцемъ, да и самъ я долго думалъ то же. А на самомъ-то деле былъ во мне точно талантъ, да только съ такимъ талантомъ одинъ я могъ далеко уехать, какъ видите, да и то по-случаю.
"Вы, какъ охотникъ до живописи, вероятно, знаете всю живописную тонкость, и много объясненiй съ вами тратить незачемъ: сущность моего таланта узнаете вы съ первыхъ моихъ словъ. Былъ-съ, я, государь мой, не живописецъ и не изобретатель - а копiистъ, трафаретъ, надувало, обезьяна, если сказать такъ позволено. Не надувалъ я никого съ намеренiемъ, да оттого дело не легче выходило. Еще дитятей я измарывалъ рисунками тетради, писалъ днемъ и ночью, чертилъ углемъ и меломъ, а что писалъ, что чертилъ?-- то, государь мой, что было ужь писано да начерчено другими. Бывало, возьму книжку съ картинами, все перечерчу, все перерисую такъ, что самъ Фуфыринъ ахнетъ; а стоитъ на дворе лошадь, подойду къ окну, задумаю списать лошадь, выйдетъ не лошадь, а деревенская скамейка какая-то. И пропорцiи нетъ, и ноги какъ палки; а другой мальчишка при тебе изъ головы свахляетъ лошадку, и навретъ себе, а все-таки выйдетъ какая-ни-на-есть лошадь. Ha-смехъ, бывало, примешься съ товарищами другъ съ друга портреты писать - на моемъ листе и человека не выходитъ; а какъ начнешь чертить съ готоваго, какъ поставишь передъ собой чужой портретъ да чужой рисунокъ, рука такъ и пишетъ, и все похваливаютъ. И еще, сколько припомню, къ натуре во мне никакой охоты не было. Бывало идешь по набережной въ Академiю: тутъ и Нева течетъ, и солнце садиться хочетъ, и зелень на проспекте выглядываетъ между белымъ; теперь, кажется, обо всемъ вспоминаешь тепло и живо, а въ то время бывало идешь, да глядишь себе подъ ноги. Чего! иной молодецъ, и не изъ живописцевъ, иногда засмотрится на какое нибудь такъ сказать старое дерево, или на окна большого дома при месяце, а со мной ничего такого не случалось. Картины, впрочемъ, я любилъ, особенно старыя голландскiя, и копiи снималъ не худо; копiями-то я, правду сказать, поддерживался, манеру профессора нашего иногда схватывалъ очень тонко, да и вообще ученикомъ не дурнымъ считался. По себе же я былъ малой тихой, безответный, прилежный, оттого меня начальники любили, старые же товарищи - а изъ нихъ некоторые далеко пошли - и впоследствiи звали меня добрымъ Андреемъ.
Вотъ-съ наконецъ вышелъ я на светъ Божiй, добылъ себе кой-какiе заказы, скопировалъ Тербургову картинку, продалъ, денегъ было завелъ, сталъ семье Фуфырина помогать. На реставрацiи старыхъ картинъ признали во мне склонность, да и точно, ужь осторожнее меня человека не было - не рисковалъ я ни одной чертой, не выходили отъ меня картины записанными! Какъ вдругъ меня бесъ однажды попуталъ: вздумалъ два портрета, два настоящихъ портрета написать, себе на горе! Я думаю, они и теперь висятъ где-нибудь на постояломъ дворе! Ни сходства, ни писанья - такъ-что самому страшно стало. Вотъ и перестали мне понемногу заказы делать. Я и туды и сюды, и къ тому и къ другому - нетъ работы! Нетъ работы, нетъ и денегъ. Переехалъ я на чердачекъ въ осьмнадцатую линiю. Решился-было тайкомъ приняться хоть за вывески, для хлеба насущнаго.
"Такимъ-то-съ образомъ посиживаю я одинъ денекъ на постели, завернувши ноги во фризовую шинель; въ комнате холодно, дровъ ни полена у печки, въ карманахъ ветеръ гуляетъ. Вдругъ постучали у дверей и входитъ ко мне французъ Антонъ Егорычъ Жантиль, старый изъ себя человекъ, сухой какъ тростника, первейшiй тогдашнiй собиратель редкостей. Жантиля зналъ я давно, онъ слылъ самъ художникомъ, хоть не писалъ ничего, жилъ же онъ въ этомъ самомъ доме, въ этихъ самыхъ комнатахъ, а комнаты (семь залъ, какъ мы знаете) были сплошь набиты статуями, картинами, вазами, сервизами, резными шкапами, старымъ серебромъ и золотомъ. Суровъ былъ нашъ французъ по нраву, никого въ свою квартиру не пускалъ, редкостей и картинъ не продавалъ, а денегъ у него всегда водилась целая пропасть. Когда, бывало, видишь, какъ онъ шляется подъ вечеръ по улицамъ, въ чорномъ сюртуке, да поглядываетъ изъ подлобья, такъ признаюсь, бывало про него что-нибудь недоброе и подумаешь. Иные изъ моихъ товарищей имели кой-какiя делишки съ Жантилемъ, картинки ему чистили, однако никто про него добраго слова не сказывалъ; а иные молодцы попроще не въ шутку говорили, что старый французъ просто колдунъ и давно продалъ свою душу за картины и всякiе белендрясы.
Жантиля зналъ я давно и ему-то продалъ мою копiю съ Тербурга, да еще две или три копiи. На этотъ разъ приходу его я очень обрадовался, хотя старикъ всегда обходился со мной какъ съ своимъ дворникомъ, коли не хуже. Увидевъ, какъ мне жутко на чердаке приходится, французъ уже сталъ подсмеиваться надо мной, да такъ зло, такъ обидно, что я въ конецъ разсердился,-- на тощiй желудокъ
- Ну, слушай, сказалъ онъ мне напоследяхъ: - пришолъ я къ тебе съ добрыми вестями: коли ты не будешь зазнаваться да писать всякую дрянь изъ своей головы,-- найдется тебе на всю жизнь работа. Мне надо копiй, много копiй, больше чемъ двадцать такихъ молодцовъ какъ ты намалевать могутъ. Вотъ тебе картинка, настоящiй Брегель-младшiй, вотъ тебе и доска; я хочу, чтобъ писано было на доске да еще на старой. Тридцать рублей тебе за работу, десять въ задатокъ теперь же. Смотри, чтобъ вышло отлично, да какъ можно скорее". И ушолъ онъ, не поклонившись мне даже; деньги жь кинулъ на столъ, будто собаке.
Отхваталъ я Брегеля такъ, что самъ налюбоваться не могъ досыта. Принесъ къ Жантилю, онъ принялъ меня въ кухне, где мы съ вами кофе пили, вынесъ еще две картины, одну изъ нихъ итальянскую старой, самой старой школы. Я этой школы не люблю, надо признаться: фигуры-то ужь больно на куколъ деревянныхъ похожи. "На эту картину обратить особое вниманiе", сказалъ французъ (онъ по-русски говорилъ отлично), чтобъ все было какъ на ней есть, безъ хитрости и прикрасы. На дубоватыя штуки ты мастеръ, пошолъ же - вотъ тебе деньги". И эти обе копiи удались какъ следуетъ, а главное, покончены были скоро. Деньгами я обзавелся, а Жантиль слалъ заказъ за заказомъ.
"Такимъ образомъ, милостивый государь мой, прошло ни много ни мало времени, а летъ двенадцать слишкомъ. Ужь такого заказчика, какъ Жантиль, не найдетъ себе нынче ни одинъ художникъ. Долго я ломалъ себе голову, думая, для чего ему столько копiй, да еще писанныхъ моею рукою? Пытался я было изредка словечко объ этомъ закинуть, только въ ответъ всегда получалъ одни и те же слова не совсемъ любезныя. "О тебе, братецъ мой, кричатъ во Францiи и въ Италiи, талантъ-то твой тамъ больно ценятъ, а твоимъ картинамъ и цены за границей нету. Я такъ-то все и отправляю туда твои копiи!" Да-съ, хоть и не следуетъ мне Жантиля вспоминать лихомъ, а много дурныхъ словъ онъ мне бывало наговаривалъ! Ужь только при конце жизни, отъ болезни видно, сталъ онъ какъ-будто поласковее. Разъ какъ-то я осмелился даже спросить его: "Что вы, Антонъ Егорычъ, никогда меня полюбоваться вашими коллекцiями не пустите?" На это французъ тяжело вздохнулъ, руку мне на плечо положилъ, да сказалъ такъ грустно, такъ грустно: "Скоро, скоро, Андрей, придется тебе взглянуть на мои коллекцiи!"
сидели. Разсказъ Андрея Сергеича занялъ меня чрезвычайно, мой умъ и мое воображенiе витали въ какихъ-то особыхъ областяхъ; мне повременамъ становилось страшно, и фигура стараго француза, мрачнаго собирателя редкостей, повременимъ рисовалась передо мной съ поразительной ясностью.
"Вотъ-съ после последняго разговора нашего,-- продолжалъ хозяинъ - Антонъ Егорычъ Жантиль сильно занемогъ и потребовалъ меня къ себе, вместе съ последней мной законченной копiей. То была копiя съ Мурильо, съ чудеснаго Мурильо, работа нешуточная, однако я ее кончилъ какъ следуетъ и понесъ къ французу. Онъ лежалъ въ кухне, одинъ одинехонекъ, больной, тощiй, на лице его написано было, что смерть придетъ скоро. Взглянулъ онъ на мою работу и раскричался: колоритъ показался ему светелъ. Я ему говорю: - "Оригиналъ больно почернелъ отъ времени; зачерните-ка копiю такъ же, такъ и эффектх другой выйдетъ". - "А ну-ка зачерни", сказалъ онъ, отдавая мне картину. - "Это уже не мое дело", сказалъ я, начиная догадываться о намеренiяхъ француза: - "чернить новыя вещи я не умею, да и не стану. Это ужь значитъ не копировка, а подделыванье - надуванье. Хоть я и не большой художникъ, а въ такихъ делахъ не былъ грешенъ!" Тутъ ужь я, признаюсь, подумалъ что моего француза параличъ ударитъ: такъ онъ весь посинелъ и покоробился. Однако онъ кашлянулъ раза три, погляделъ на меня безъ особенной злости, подалъ мне какую-то записочку и сказалъ тихо: "Иди же сейчасъ отъ меня, по этому адресу, въ домъ князя Карельскаго. Скажи самому князю, что я боленъ, что дело разладилось. Швейцаръ тебя пропуститъ, скажи только, что пришолъ отъ Жантиля. Да приходи потомъ сюда, приходи скорей: ты мне будешь нуженъ - плохо мне что-то!"
"Пошолъ я по адресу, отыскалъ домъ Карельскихъ на 11 набережной, замолвилъ швейцару какъ сказано было, и повели меня вверхъ по мраморной лестнице. Робость меня одолела, государь мой, особенно когда пришлось ступать по такому полу, что глаже листа железнаго; думалъ что упаду раза три; однако не упалъ. Смотрю, выходитъ толстый старичокъ, самъ князь, такой ласковый. Я передалъ, что было мне надо, а онъ меня обо мне сталъ распрашивать. "Вы сами художникъ", говоритъ между прочимъ: "не хотите ли взглянуть на мою картинную галлерею?" Вотъ и пошли, прошли много залъ, смотрю, наконецъ, и галлерея, рамы, золото, надписи не русскiя подъ картинами. Я какъ глянулъ - такъ и обмеръ, милостивый государь мой: галлерея-то вся изъ моихъ картинъ, изъ моихъ копiй, зачерненныхъ, подмазанныхъ, какимъ- о страннымъ лакомъ покрытыхъ! И Бретель мой, и съ Тербурга копiя, и старые итальянцы, что работали до Рафаэля, и Рюиздаль соей работы - и страшно и стыдно, и совестно, и радостно какъ-то,-- все таки, знаете, прiятно видеть свои работы, а иныя изъ нихъ точно были не дурны! "Ну-съ, что вы объ этомъ скажете, г. художникъ?" спросилъ князь.
"Стоялъ я, стоялъ, да и думалъ, что бы ответить. Ясно, что беднаго князя надули какъ ребенка, но поверитъ ли онъ моей правде, если я ее выскажу и где найду я доказательства! Можетъ ли Жантиль вознаградить князя за обманъ, и найдется ли возможность его къ тому принудить? А наконецъ, въ праве ли я разрушать чужое счастiе, будить человека, который хочетъ спать и самъ не желаетъ, чтобъ его будили? Подумавши такъ, отвечалъ я что-то въ лестномъ тоне, раскланялся какъ умелъ, вышелъ изъ дому будто съ похмелья, потомъ опомнился и побежалъ къ Жантилю, собираясь высказать ему все и на векъ прервать съ нимъ все сношенiя.
По моей взбудораженной физiономiи старикъ приметилъ, что я все знаю, по говорить мне не далъ. "Молчи", прохрипелъ онъ: "некогда тутъ молоть пустяки, когда мне жить какой-нибудь часъ остался. Слушай, Андрей, а думать можешь сколько хочешь, только молчи да слушай. Жизнь моя не хороша,-- хорошо, еслибъ за мной не было другихъ греховъ, кроме надуванья поддельными картинами! Вотъ тебе связка бумагъ: тутъ есть мое завещанiе, тутъ много ломбардныхъ билетовъ; и знаю, что въ твоихъ рукахъ они сохранны. Когда и умру, раздай все деньги кому въ списке написано; списокъ длиненъ: со многими людьми будешь ты иметь счеты - съ людьми, которымъ я много зла делалъ. Что останется, раздай беднымъ художникамъ. Тебе и денегъ не оставляю. Тебя я обиделъ сильно, тебя сделалъ я честнымъ плутомъ, пол-мильйона нажилъ я твоими скромными трудами. Деньгами я не успокою моей совести, не примирюсь съ тобою. Тебе я отдаю то, что лучше денегъ - мою семью, мою душу, мои сокровища, мою коллекцiю. Пора мне, пора съ ней проститься. Мне восемьдесятъ летъ, хоть бы и не прочь прожить еще восемьдесятъ. Отпори все двери въ моихъ комнатахъ; притащи въ первую залу одинъ стулъ полегче Теперь подай мне руку, веди меня, сажай на стулъ, смотри мои редкости - какъ ихъ старый хозяинъ станетъ прощаться съ ними!"
"Тутъ-съ, милостивый государь мой, довелось мне видеть исторiю, или, правильнее сказать, сцену, о которой, кажется, я и умирая не забуду! Весь бледный, едва двигаясь, съ потускнелыми глазами и со слезами на глазахъ, Жантиль опустился на стулъ въ первой зале, перевелъ духъ и сказалъ: "Двигай меня ближе, ближе къ картинамъ!" И онъ сталъ прощаться со всякой картиной, со всякой вещицей, будто отецъ прощается съ сыномъ - а картинами, да статуями полны все комнаты, почти такъ какъ вы теперь ихъ видите. "Охъ!" говорилъ онъ: "тошно разставаться съ темъ, что одно мне мило на свете! Вотъ они, мои Рубенсы и Рюиздали, мои мраморныя девушки, мои редкости изъ редкостей, прощайте вы все, навсегда прощайте!" Я придвинулъ его къ чудной Веласкезовой картине, которую мы на дняхъ съ вами посмотримъ. "Эту картину", сказалъ онъ, "добылъ я изъ испанскаго монастыря, взятаго штурмомъ. И самъ срезалъ ее съ рамы, пока люди резались и стреляли другъ друга. Гляди сюда, на эти головки, на это сiянiе сверху, на эту ручку съ пальмовой ветвью. Боже мой, неужели надо умереть и не видать более этой картины! Вотъ нимфы Альбано, редкость изъ редкостей! Гляди на освещенiе; разсмотри ту, что стоитъ бокомъ; видалъ ли ты где-нибудь что-нибудь подобное?" И беднякъ перетаскивался съ места на место, слабея съ каждой минутой, говоря речи, отъ которыхъ мое сердце разрывалось - то былъ истинный любитель искусствъ, сударь мой. Наконецъ, когда пришли мы къ французскихъ вещамъ и вотъ къ этой Дiане, работы Гудона, Жантиль пересталъ говорить, а только все еще плакалъ заливущими слезами. Я было попробовалъ отвести его прочь, къ постели - не дался, прошепталъ только: "Видишь, что я умираю - все сейчасъ будетъ кончено!" Около Дiаны мы и остановились; онъ приложилъ губы къ ея ножке - и душу отдалъ.
"Вотъ такимъ-то манеромъ и сделался я, ужь много летъ тому назадъ, обладателемъ коллекцiи, какая мне и во сне никогда не грезилась. Жантиль сделалъ последнее свое дело честно, завещанiе составилъ въ порядке, даже изъ денегъ назначилъ малую часть на наемъ квартиры и содержанiе редкостей въ порядке. Душеприкащиками, кроме меня, назначилъ онъ еще двухъ художниковъ, честнаго поведенiя, да еще одного иностранца, собиравшагося ехать за границу. Много хлопотъ было намъ всемъ троимъ, и много разныхъ греховъ открыто было на душе Жантиля,-- да о мертвыхъ, а темъ более о нашихъ благодетеляхъ, дурно говорить не приходится".
я и то ужь наслушался вещей довольно-странныхъ. Простившись съ Андреемъ Сергеичемъ, я вернулся домой въ великой задумчивости, но съ полнымъ сознанiемъ того, что день петербургскаго туриста прошолъ не даромъ.
Въ следующiй разъ буду беседовать съ моимъ читателемъ о предметахъ более современныхъ, какъ-то: потишоманiи, о ращенiи волосъ, о средствахъ получать долги съ своихъ должниковъ, и о многомъ другомъ въ томъ же роде.