Глава XXIV.
ИСТОРІЯ ТРЕХЪ МОЛОДЫХЪ ДЖЕНТЛЬМЕНОВЪ И ПОСЛАНІЕ ИХЪ КЪ ЖЕСТОКОЙ КРАСАВИЦЕ, ОЧАРОВАВШЕЙ ИХЪ СЕРДЦА.
Саша ангелъ, какъ не стыдно
Вещь чужую отнимать;
Это, право, преобидно:
Сердце взять и не отдать.
Старая песня.
Подойдя къ стогу съ другой стороны, мы увидели въ немъ такое же отверстiе, какое сделали сами. Въ этомъ отверстiи глубокимъ сномъ покоились два джентльмена.
- Вставайте! закричалъ имъ незнакомецъ. Пока вы спали, я нашолъ несчастныхъ, которымъ даже мы, почитавшiе себя несчастнейшими, можемъ оказать помощь!
Джентльмены вскочили. Скоро все мы взаимно сообщили другъ другу свои имена и въ короткое время сделались друзьями. Несчастiе, какъ знаешь ты, читатель, сближаетъ людей; а дорожныя неудачи - холодъ, дождь, отсутствiе удобствъ, малыми крохами которыхъ приходится делиться по братски, еще более способствуютъ скорому сближенiю. Мы разложили огонь, подкрепились колбасой и хересомъ, закурили сигары и, пока просушивалось наше платье, прослушали следующую исторiю трехъ джентльменовъ, съ которыми такъ счастливо столкнула насъ судьба.
"Мы не братья, даже не родственники, началъ старшiй джентльменъ. - Но наша связь прочнее всехъ другихъ человеческихъ связей: мы любимъ другъ друга самою прочною любовью - любовью несчастiя, видящаго въ другомъ повторенiе самого себя. Наша связь скреплена привязанностiю къ одной женщине, которая всехъ насъ троихъ въ равной степени терпеть не можетъ. По крайней мере мы такъ думаемъ, ибо никогда ни одному изъ насъ не оказывала она ни малейшаго предпочтенiя и со всеми была всегда совершенно одинаково сурова; но я долженъ начать сначала. Весной нынешняго года наняли мы дачу близь Тентелевой Деревни - дачу маленькую, непревышавшую нашихъ средствъ: мы втроемъ платили за нее семь целковыхъ. Мы были совершенно довольны своей участью, когда невдалеке отъ насъ поселилось одно семейство. Въ немъ-то увидели мы ту, которой, при первомъ взгляде, отдали сердца свои. Мы ходили съ утра до вечера мимо ихъ маленькаго садика, мы пробовали познакомиться, мы тратили последнiе наши доходы, чтобъ выказаться передъ ней въ эффектномъ свете: все было напрасно. Долго мы старались покорить ея сердце, давъ себе слово, что не будемъ оспоривать ее у того, который ей понравится, и что двое остальныхъ застрелятся въ день свадьбы счастливца третьяго. Но никому изъ насъ не было суждено счастiе! Въ одно воскресенье, прогуливаясь мимо ихъ садика, мы заметили подъезжающiй къ ихъ дому экипажъ. Изъ него выскочилъ господинъ летъ уже сорока, а главное - худо выбритый и одетый самымъ безвкуснымъ образомъ; чтобъ не распространяться объ его костюме, скажу одно: на немъ былъ жилетъ канареечнаго цвета. Мы считали его совершенно безопаснымъ, но увы! жестоко ошиблись! Она целый день была съ нимъ чрезвычайно любезна, гуляла съ нимъ подъ руку, и когда онъ уехалъ - кто опишетъ наше отчаянiе?-- когда онъ уехалъ, она предалась отчаянiю. "Все погибло!" сказали мы другъ другу, обнялись и заплакали. Смехъ вывелъ насъ изъ этого положенiя; мы оглянулись: смеялась она, коварная! Въ тоже время на насъ наскакалъ экипажъ; мы побежали, и тотъ же ядовитый смехъ преследовалъ насъ!
"Что сказать намъ еще? мы бросили нашу дачу, запаслись небольшими деньгами и решились разсеевать нашу тоску въ кочующей жизни, бродя въ окрестностяхъ Петербурга и ночуя где Богъ приведетъ. Теперь мы пробираемся въ Токсово. Единственное наше развлеченiе въ нашихъ странствiяхъ - стихи. Наши сердца полны одинаковымъ чувствомъ, и потому мы слагаемъ стихи свои вместе, и потомъ каждый изъ насъ прочитываетъ ихъ другъ другу: въ этомъ мы находимъ горькое развлеченiе.
- Не можете ли вы прочесть намъ хоть одно ваше стихотворенiе? сказалъ я, заинтересованный романической исторiей молодыхъ людей.
- Съ большимъ удовольствiемъ! воскликнули они въ одинъ голосъ.
Старшiй началъ такъ:
Была прекрасная погода -
Съ злодеемъ ты гулять пошла,
И все дивились на урода
Съ которымъ ты нежна была;
Его безвкуснейшiй жилетъ
Являлъ восьмое чудо свету.
Онъ былъ, казалось, среднихъ летъ,
Въ его наружности холодной
Не замечалось и приметъ
Ни той осанки благородной,
Ни энергiи юныхъ летъ.
Которыя, къ твоимъ услугамъ -
Твои покорные рабы -
Мы предлагаемъ другъ за другомъ
По воле сердца и судьбы...
Скажи: ужель сей зверь небритый
Твоей душою овладелъ?
Быть можетъ, что вчера побитый
Въ харчевне грязной онъ сиделъ?
А ныньче вдругъ такой наградой
Онъ наслаждается, глупецъ,
Которая была бъ отрадой
Для нашихъ пламенныхъ сердецъ.
Тебя сей зверь очаровалъ?
Скажи, не глазомъ ли подбитымъ?
Иль ядомъ лести и похвалъ?
Иль противъ воли ты, Марiя,
Подъ гнетомъ роковой тоски,
Небритаго и злого змiя
Себе избрала въ женихи?
Но ты, быть можетъ, непослушна
Веленьямъ матери своей,
И, къ злому зверю равнодушна,
По сердцу жаждешь ты связей?...
О, если такъ... узнай, что ныне
Три сердца, полныя тобой,
Блуждаютъ въ мiре, какъ въ пустыне,
Подъ гнетомъ страсти роковой.
Внемли же страстныя моленья
Влюбленныхъ пламенныхъ сердецъ!
Но если ты безъ сожаленья
Идешь съ злодеемъ подъ венецъ -
Где ты гуляешь съ нимъ теперь
Лежать тамъ будетъ бездыханенъ,
Безгласенъ, мертвъ сей лютый зверь...
А сами мы, сплетясь руками,
Низринемся въ пучину водъ...
И трупы хладные волнами
Къ ногамъ жестокой принесетъ!
Старшiй джентльменъ кончилъ. Слезы давно уже текли по бледнымъ щекамъ его. Мы взглянули на товарищей его: они тоже плакали, обнявшись. Поплакавъ, они разомъ повторили последнiй куплетъ своего грустнаго стихотворенiя и потомъ воскликнули въ одинъ голосъ:
- Да, да, да, да, да, да, да, да!
- Прекрасно, господа! заметилъ Шайтановъ. - Но я нахожу, во первыхъ, что, написавъ такiе прекрасные стихи, вамъ совсемъ незачемъ приводить ихъ въ исполненiе; ибо не все то хорошо бываетъ въ действительности, что хорошо въ стихахъ. А во вторыхъ, мне кажется страннымъ, съ какою целiю вы повторили сейчасъ ровно восемь разъ частицу: да? Восемь, ни больше, ни меньше! То есть ровно двадцать-четыре раза втроемъ. Но моему мненiю, она вовсе не заслуживаетъ, чтобъ такiе достойные джентльмены такъ много ею занимались!
- Тутъ есть своя причина, заметилъ старшiй джентльменъ.
- Грустная причина прибавилъ среднiй.
- Трагически грустная, заключилъ младшiй.
Такъ какъ имъ очевидно хотелось разсказать ее, то мы попросили.
"Надо вамъ знать, господа, началъ младшiй джентльменъ, что между нами былъ одинъ - именно я, которому счастiе какъ будто начинало благопрiятствовать. Разъ мы шли - и намъ показалось, что красавица наша приветливо улыбнулась. Но кому? чтобъ разрешить разгадку, мы разошлись, и каждый изъ насъ по одиначке прошолъ мимо красавицы. Она не улыбнулось первымъ двумъ, и я пошолъ въ свою очередь съ трепещущимъ сердцемъ. Какъ описать мой восторгъ! она улыбнулась, и какъ мило, какъ ласково! Мне следовало улыбнуться, можетъ быть поклониться, можетъ быть даже заговорить и познакомиться'?... И целый день ходилъ мимо садика, чтобъ показать ей признакъ моего вниманiя. Но и не осмелился даже улыбнуться, не только поклониться или заговорить! Я боялся даже глядеть на нее, такъ что она наконецъ разсердилась и ушла въ свою комнату. Съ техъ поръ она уже никому изъ насъ не улыбалась приветливо; въ глазахъ ея мы читали только насмешку. Тогда, полный презренiя къ самому себе за малодушную трусость, я сочинилъ стихотворенiе, которое...
- Сделайте одолженiе прочтите намъ лучше самое стихотворенiе, сказалъ я
И онъ прочелъ;
Несчастный день! позорный день!
День срама и стыда!
Да, да, да, да! да, да, да, да!
(И товарищи его вместе съ нимъ повторили последнiй стихъ, возвышая голосъ при каждомъ; да).
Смотрите, рощи и поля,
Межъ васъ идетъ колпакъ...
Я былъ глупее журавля...
Такъ, такъ, такъ, такъ! такъ, такъ, такъ, такъ!
(Последнiй стихъ опять повторили товарищи).
Ты жалкiй трусъ! ты жалкiй трусъ!
Она кричитъ во следъ -
Къ ней никогда не возвращусь...
Нетъ, нетъ, нетъ нетъ! нетъ, нетъ, нетъ нетъ!
И товарищи вторили ему: нетъ, нетъ, нетъ! и окрестность въ свою очередь повторяла; нетъ, нетъ, нетъ!
Джентльмены впали въ мрачную задумчивость, изъ которой вывели ихъ неожиданныя слова Пулмана:
- А не надо ли вамъ, господа, порошку, истребляющаго насекомыхъ?
- Зачемъ? сказалъ старшiй. - Разве, чтобъ положить конецъ...
- Нетъ, полно! перебилъ его младшiй джентльменъ. - Надо взять - пригодится! Иногда приходится ночевать въ такихъ конурахъ. А много съ вами порошку?
Пулманъ съ необыкновенной быстротой началъ выгружать свои карманы, которыхъ оказалось у него множество, и каждый набитъ былъ какимъ пибудь особеннымъ сортомъ порошка. Джентльмены купили.
Потомъ мы легли спать; но видно бедствiямъ нашимъ не суждено было кончиться. Среди крепкаго сна почувствовалъ я вдругъ страшную тяжесть на груди своей. Просыпаюсь - какая-то масса давитъ меня; хочу высвободиться - не могу.
- Мы гибнемъ! гибнемъ! кричу наконецъ въ отчаянiи,
- Беда! беда! кричитъ Шайтановъ. - Что мы наделали! подкопали стогъ въ основанiи и не подумали, что онъ можетъ осесть! какiе мы олухи!
- Такъ, такъ, такъ, такъ! прокричали джентльмены.
- Теперь намъ одно средство къ спасенiю, сказалъ я. - Собрать все силы и разомъ опрокинуть стогъ.
- Нетъ, нетъ, нетъ, нетъ! воскликнули джентльмены. - Мы не двинемся - часъ погибели наступилъ!
Мы сделали страшное усилiе, и огромная масса сена свалилась въ сторону. Мы вскочили и свободно вздохнули; но въ тоже время дикiй отчаянный крикъ поразилъ насъ.
- Пулманъ! воскликнули мы. - Где Пулманъ?
Ею не было между нами.
- Герръ Пулманъ! воскликнули мы во весь голосъ.
- Я вспомнилъ, сказалъ младшiй джентльменъ: - что онъ ночью вылезъ...
- Ну, такъ и есть! заметилъ Шайтановъ. - Я уверенъ, что онъ забрался на стогъ и теперь покоится подъ его развалинами.
Мы принялись раскапывать стогъ, и действительно скоро отрыли Пулмана. Но онъ едва дышалъ.
- Какъ вы попали сюда? спросилъ я, когда онъ опомнился.
онъ вздумалъ сначала поплясать (эта пляска чуть не стоила намъ жизни: безъ этого стогъ, быть можетъ, не оселъ бы такъ скоро). Потомъ онъ улегся и заснулъ. Остальное пойметъ проницательный читатель.
Мы хотели снова лечь спать, какъ вдругъ увидали толпу крестьянъ, шедшихъ уже на сыои работы, съ вилами, граблями и другими полевыми орудiями.
- Спасайся, кто можетъ! закричалъ Шайтановъ. - Оми увидели насъ, увидели стогъ, разрушенный нами... глаза ихъ пылаютъ мщенiемъ!
Мы пустились бежать. Сонъ, хотя и тревожный, подкрепилъ меня, и я бежалъ довольно быстро. Остановившись наконецъ, я увиделъ Пулмана и Шайтанова, бежавшихъ за мной.
- А где же молодые джентльмены?
Такъ мы разстались съ тремя печальными джентльменами. Шайтановъ погляделъ во все стороны и сказалъ:
- Слава Богу, погони нетъ.