Глава XIX.
ЗАКАТЪ СОЛНЦА НА ЕЛАГИНОМЪ ОСТРОВЕ.
Видали ль вы, какъ изъ валовъ тумана
Светило дня, восторгъ очей,
Встаетъ надъ бездной океана
Въ кровавой ризе безъ лучей?
Бенедиктовъ.
Когда все поуспокоилось и я выслушалъ целый рядъ похвалъ силе моего магнетическаго взгляда, музыка опять заиграла что-то очень хорошее; но вдругъ человекъ тридцать самыхъ фэшенебльныхъ посетителей, въ томъ числе Вера, Скакуновъ и наша компанiя, поглядевъ на часы, вскочили съ местъ и быстро пошли къ выходу, говоря безпрестанно:
- Опоздаемъ, опоздаемъ!
- Куда опоздаемъ? спросилъ я Веру.
- Солнце уже закатывается.
- Какое солнце? спросилъ я съ недоуменiемъ.
- Dieu, comme vous êtez malin! Какое солнце? какая злая насмешка надъ петербургскимъ климатомъ. Слышите, синьоръ Нери спрашиваетъ, где у насъ солице!
- Да, конечно, сказалъ Пригвоздкинъ: - после Рима и Венецiи такой вопросъ неудивителенъ.
И въ самомъ деле, въ этотъ вечеръ я могъ заметить и не бывъ въ Риме, что солнце закатывалось не совсемъ красиво. Какое-то пятно, похожее на шляпку меднаго гвоздя, плавало въ сероватомъ тумане; погода хмурилась, какъ по всей вероятности хмурится она и въ Риме и въ Венецiи; было холодно, какъ иногда бываетъ холодно и на благословенныхъ поляхъ Италiи.
Мы все сели въ экипажи и понеслись цугомъ, забрасывая пылью завистливыхъ пешеходовъ.
- Да куда ты едешь? спросилъ я Скакунова.
- У насъ такое заведенiе, отвечалъ онъ; - надо смотреть закатъ солнца на взморье.
- Да солнца нетъ и погода холодная.
- Ужь ты и за критику принимаешься! ничего, поедемъ и поглядимъ, испей до дна чашу нашихъ наслажденiй. А хорошо я состроилъ проделку съ Копернаумовымъ?
- Очень просто: когда онъ взглянулъ на тебя и что-то замялся, я подошолъ и шепнулъ: хочешь 50 рублей? говори, что у этого господина злой глазъ, и беги отъ него опрометью! Онъ отлично понялъ, въ чемъ дело.
- Да что такое этотъ Копернаумовъ?
- Я встречалъ его у цыганъ, и только.
- Удивляюсь тебе, Скакуновъ!
- А и тебе, Чернокнижниковъ. Ты прiобрелъ успехъ, успехъ громадный! Исторiя о твоихъ глазахъ разойдется по городу.
Подъехавъ ко взморью, мы вышли изъ коляски, сели на скамеечку и закурили сигары. На меня нашла меланхолiя: я спрашивалъ себя, честно ли я поступаю, подсмеиваясь надъ прiятелями Скакунова, такъ ласково и радушно меня принявшими. Сцена окрестная располагала къ меланхолiи: небо было серо, бледное солнце тонуло въ мелкихъ волнахъ, даже не кидая отблеска; по дорожке ехало много экипажей, и каждый изъ нихъ пылилъ какъ нельзя более. Иные коляски стояли на месте; около нихъ собрался кружокъ молодежи, обедавшей вместе съ нами сегодня; имевъ случай видеть неразговорчивость и ненаходчивость этихъ юношей, я жалелъ о дамахъ, къ которымъ они подходили. Иные мужчины сидели на траве и курили папиросы; немногiе изъ посетителей глядели на взморье; впрочемъ, на этотъ разъ и глядеть было нечего. Вера, оставивъ свой экипажъ, гуляла съ двумя прiятельницами; молодые люди бродили около нихъ, отпуская односложные вопросы и ответы. Вера говорила о чемъ-то съ жаромъ: речь шло обо мне и о моей исторiи на Королевой даче. На меня пешеходы и другiе гуляющiе глядели съ особеннымъ подобострастiемъ, и слова: итальянецъ, первый художникъ, магнетизёръ, тамъ и сямъ слышались въ отдаленiи.
Не успели мы разболтаться хорошенько, какъ въ стороне, за кустами, послышался великiй шумъ; казалось, этотъ день мне суждено было самому натыкаться на исторiи и видеть разные пассажи. Усадивъ Веру и ея подругъ въ коляски, мм съ Скакуновымъ пошли на говоръ и увидели двухъ молодыхъ людей, жестоко обвинявшихъ другъ друга. Дело уже доходило до назначенiя дня и часа дуэли. Одинъ изъ ссорящихся былъ тотъ толстый господинъ, который обедалъ съ нами и разсказывалъ смешныя исторiи, другой былъ долговязый франтъ съ бледнымъ и хладнокровнымъ лицомъ, въ настоящую минуту искривленнымъ злобою и свирепствомъ.
- Въ чемъ дело? спросилъ Скакуновъ.
Соперники, не слушавшiе уговаривавшихъ прiятелей, однако, послушались Скакукова.
- Онъ шолъ съ княгиней Б*, началъ толстый юноша: - я съ нимъ поздоровался, а онъ подалъ мне два пальца!
- Дурно, сказалъ Скакуновъ: - такъ здороваются только... не скажу, кто. Или не давайте руки, или давайте ее всю.
- А онъ то, возразилъ высокiй господинъ: - когда я подалъ ему руку...
- То есть не руку, а два пальца, запальчиво произнесъ обиженный.
- Когда я подалъ ему руку, онъ протянулъ свою и коснулся моихъ пальцевъ, сделавъ кукишъ.
- То есть фигу! гордо произнесъ юноша.
- Какое право имели вы такъ обойтись со мной при женщине?
- Какое право имели вы подавать мне два пальца?
- Какое право имели вы сказать, что мой дедъ ездилъ у вашей бабушки за каретою?
- Какое право имели вы сказать, что моя бабушка ездила не въ карете, а въ чертопхайке или таратайке?
- Господа! началъ Скакуновъ, по обычаю желая добра и кончая потоками сарказмовъ: - вы оба и правы и не правы; вы оба отличные люди. Конечно, показать кукишъ дело не совсемъ хорошее; но подумайте хорошенько, кукишъ былъ въ употребленiи раньше насъ, и имъ никто не обижался. Аристофанъ въ одной изъ своихъ комедiй говоритъ, что кто-то показалъ кукишъ Клеону, а Клеонъ былъ сильный человекъ въ его время. Въ поэме Дата вы найдете терцетъ подобнаго рода, и нашъ другъ синьоръ дей-ЛибриНери поручится въ справедливости цитаты:
Alzó le mane con ambedue lo fiche
Diceudo: prendi, а le lo squadro!
T. e. тогда онъ поднялъ руки и показалъ кукишъ, сказавъ: "вотъ тебе!" Ergo, кукишэ не есть еще вещь недостойная, если имъ не гнушался Данте, творецъ "Божественной Комедiи". Что же касается до генеалогiи, то позвольте сказать вамъ, что вышло бы, еслибъ я, напримеръ, захотелъ следить потомство людей, прислуживавшихъ когда-то моимъ дедамъ и пращурамъ? а вы знаете, что то были все люди знаменитые? Но этому поводу лучше всего сказать словами поэта:
Зачемъ данно забытыми мечтами
Тревожить прахъ давно минувшихъ дней?
А въ заключенiе, приходите оба ко мне сегодня ужинать!
- Сами лучше знаете, и увлекъ меня отъ толпы молодежи.
Скоро мы нашли дамъ, и, слушая разсказы Пригвоздкина, я началъ забывать о случившейся исторiи, и даже не замечалъ, что Скакуновъ, противъ своего обыкновенiя, оставилъ меня на минуту.
Между темъ стемнело, и гуляющiя особы начали расходиться; въ это время я увидалъ Скакунова. Онъ разговаривалъ съ какими-то тремя черномазыми господами и, увидевъ меня, тотчасъ же бросился ко мне, опередивъ своихъ спутниковъ.
- Чернокнижниковъ, сказалъ онъ, увлекая меня въ тенистую аллею: - тебе готовится испытанiе: эти три господина - итальянцы; двое изъ нихъ при посольстве, а третiй певецъ, довольно известный; услышанъ о прiезде соотечественника, они такъ и тянутъ меня, чтобъ я ихъ познакомилъ съ гобою. Умеешь ли ты говорить по итальянски хоть сколько нибудь?
- Ахъ, чортъ возьми! чтожь намъ делать?
- Я убегу поскорее, вскричалъ я.
- Неловко, сказалъ Скакуновъ: - разве вотъ что: вонъ въ той аллее Луиджи держитъ мою верховую лошадь. Приходи туда, будто невзначай, и садись на нее, а тамъ проезжай на дачу къ Вере или ко мне. Да кстати, умеешь ты верхомъ ездить?
О, проклятое тщеславiе! какъ не вовремя забираешься ты въ человеческую грудь! мне стало стыдно признаться, что не умею,-- и передъ кемъ признаться! передъ добрымъ, снисходительнымъ Скакуновымъ!
Но я все-таки отвечалъ: "умею"; какое-то затменiе нашло на мой умъ, особенно, когда я увиделъ Меджи, прелестную вороную лошадь съ тонкими ножками и кожею, которая переливалась какъ моаре.
- Прощай же, сказалъ Скакуновъ: - Луиджи, иди домой.
"вотъ лошадка!", какъ вдругъ все счастiе мое было испорчено. Капризная Меджи почувствовала, что ею правитъ рука робкая и неловкая: она переменила аллюръ и пошла скорой рысью; и сталъ тянуть поводья - она пошла шибче, я ослабилъ поводья - она поскакала. Где-то потерялъ я шляпу; но теперь было не до шляпы: Меджи стрелою несла меня по аллеямъ, по Елагинскому мосту, по какому-то парку, засаженному соснами: видно, ея конюшня была въ Петербурге. Удивляюсь, какъ она не сбросила меня тотчасъ же; но, приноровившись къ ея скоку, я уже умелъ сидеть, и, скорчившись на седле, ухватился за гриву. Было что-то страшное въ нашемъ неистовомъ беге; дрожки и коляски сворачивали въ сторону, пешеходы удирали во все стороны. Стало совсемъ темно, и Меджи сбилась съ дороги; она начала рыскать по полю, натыкаясь на кусты, перепрыгивая канавы и приходя въ азартъ более и более. Все пугало молодого коня: и огоньки, которые горели между деревьями, и птицы, слетавшiя съ гнездъ при нашемъ приближенiи, уединенныя пары сидевшiя на траве и при появленiи нашемъ съ крикомъ пускавшiяся бежать по разнымъ направленiямъ. Куда мы забрались, что со мной происходило во время скачки, въ этомъ я не могу дать отчота читателямъ: отъ порывистыхъ скачковъ лошади, отъ визга разсекаемаго воздуха, отъ ежеминутной опасности я совершенно опьянелъ. Наконецъ Меджи наткнулась на какой-то палисадникъ; удивляюсь, какъ еще ранее она того не сделала. При страшномъ толчке, я покачнулся, седло свернулось на бокъ, и я въ ту же минуту отлетелъ шаговъ на десять, съ сильною болью въ голове, ногахъ и рукахъ. Вследъ за темъ я потерялъ всякое сознанiе.