V.
Еще жертва крестьянскаго вопроса.
Чтобы не поселять въ читателе чувствъ заслуженнаго презренiя къ слабости моего характера, я умолчу о доводахъ, которыми непоседливый Иванъ Петровичъ склонилъ мени отвечать согласiемъ на предводительское приглашенiе. Поездка предстояла неблизкая, верстъ почти за тридцать, но грехъ мой смягчался темъ обстоятельствомъ, что въ Петровскомъ подоспелъ храмовой праздникъ, и съ нимъ, какъ водится, должны были соединиться три дни непристойной попойки, при полной остановке всехъ полевыхъ работъ. Итакъ, къ полному торжеству добродушнаго соседа, бричку его отправили впередъ на всякiй случай; мой экипажъ велели закладывать; въ дорожный мешокъ положили, для непредвиденныхъ казусовъ, бутылочку съ порошкомъ отъ насекомыхъ; и когда все приготовленiя кончились, мы оба уселись въ коляску и выехали по направленiю къ уездному городу.
День стоялъ серенькiй и прохладный; ни дорога, по которой мы двигались, ни виды, на которые мы любовались, не могли назваться привлекательными: первая размокла отъ очень долгой непогоды, вторые состояли изъ двухъ сплошныхъ стенъ чего-то средняго между лесомъ и кустарникомъ. Созревшiй хлебъ на поляхъ, какъ помещичьихъ такъ и крестьянскихъ, на половину былъ еще не убранъ; на некоторыхъ давно сжатыхъ снопахъ, отъ влажности, показывалась предательская зелень. Темъ не менее, въ деревняхъ намъ попадавшихся, шло полное ликованiе; ни одинъ Петровскiй приходъ, но все именiя верстъ на пятнадцать въ окружности, не работали, и варили пиво въ нашъ хромовой праздникъ. Только по случаю воли трехдневное увеселенiе заменилось четырехдневнымъ и вероятно пошло бы далее, еслибы въ большинстве деревень женщины, вступясь за свои права, не положили предела гулянке мужей и родителей. Прежде велось такъ, что старцы и домохозяева пили безъ просыпа, не забывая, однако же, гонять женщинъ и девушекъ на работу въ свое поле; такимъ образомъ и хозяйство шло, и люди веселились: если жь бабе доставалась двойная работа, на то она и родилась бабой. Прошлый годъ, однако, прекрасный полъ нашего края не захотелъ нести доли индiанокъ или черкешенокъ; бабы, потолковавши между собой, объявили въ семьяхъ, что если хозяевамъ не скучно пить и съ утра реветь песни не человеческимъ голосомъ, то и оне ни сколько не желаютъ надсаживать себя въ поле. Произошли семейныя пренiя, даже потасовки; но женщины не поддались, и утро пятаго дня застало мущинъ уже за работой, конечно всклокоченными, распухшими, осовевшими, но по возможности трезвыми.
Иванъ Петровичъ, подобно барышне Олимпiаде Павловне, любилъ, чтобы все вокругъ него веселилось, пело песни, таскало другъ друга за чубъ или по меньшей мере имело праздничный взглядъ, а носъ красносизый. Совершенно счастливый, во всемъ блеске популярности, онъ нюхалъ свой зеленый табакъ, чиханiемъ пугалъ лошадей, и ни одного прохожаго, направляющаго на праздникъ, не пропускалъ безъ приветственныхъ возгласовъ.
-- Аверьянъ Трифонычъ, ты здесь какими судьбами? Какъ еще ты не насвистался по сiе время?
-- Эхъ ты краснобай! отвечалъ мужичокъ: - должно быть шило тебе воткнули... Что ты отъ праздника удираешь? Заехалъ бы лучше ко мне съ бариномъ.
-- Ты что пошатываешься, старый сычь, али въ пиво нагульнику подсыпалъ? {Нагульникъ - вредная и одуряющая трава, которую, какъ говоритъ народъ, откупщики кладутъ въ вино, уже слишкомъ разсиропленное водою.}
-- Ты меня сычомъ не зови, а вотъ отпей изъ ведерка, оттого что лучше моего пива самому ампиратору не сварятъ!
-- Эй, Иванъ Кондратьичъ, беги подъ гору; отецъ твой никакъ въ канаве растянулся.
-- Бегу, бегу, батюшка Иванъ Петровичъ; спасибо что сказалъ; вишь какая вода, еще захлебнется старичина!
-- Ай, ай, ай, отецъ дьячокъ! Чего вензеля-то отвертываешь, я чай ужь все твои снопы въ поле погнили!
-- Пускай погнили: будетъ день, будетъ и пища! возражалъ дьячокъ, пытаясь сохранить достоинство.
-- Будетъ тебе пища, въ свою очередь, говорилъ находчивый Иванъ Петровичъ: - попищишь, попищишь, да и такъ ляжешь!
Эта последняя острота возбудила во всехъ прохожихъ восторженное одобренiе. О разговорахъ съ женщинами лучше будетъ умолчать, ради скромности. По пословице, на ловца зверь бежитъ; почти во всякой встречной деревеньке мы нападали на сцены, достойныя если не подробнаго описанiя, то, по крайней мере, беглаго взгляда и усмешки. Такъ въ селе Демьяновскомъ, возле харчевни, увидали мы десятка два стариковъ, изъ которыхъ двумъ или тремъ было летъ по девяносту. Эти почтенные патрiархи, прогнавъ отъ себя молодежь и выпивши какъ следуетъ, силились составить хоръ и петь: "Внизъ по матушке по Волге". Не могу выразить, что это были за голоса и какъ шла песня, никакъ не подвигавшаяся далее первой строчки. А еще черезъ три версты, въ деревне Похмельной, самъ владелецъ ея, мелкопоместный помещикъ Плешаковъ, вторгнувшись въ хороводъ девокъ, плясалъ съ необычайнымъ усердiемъ, и когда мы проезжали, утвердился на одной ноге, и поднявъ другую выше носа, въ то же время посылая Ивану Петровичу воздушные поцалуи.
-- Веселый старикъ! промолвилъ мой спутникъ, со вздохомъ и какъ-то задумчиво. - Отроду ему чуть не семьдесятъ летъ, намъ съ вами въ деды годится, а мы съ вами эдакъ ноги ни за что не поднимемъ!
Въ подобнаго рода наблюденiяхъ время прошло незаметно, и скоро показался переда, нами нашъ уездный городъ, довольно красиво раскинувшiйся на холме, надъ водою. Въ предшествовавшихъ главахъ, упоминая о нашемъ городе, я назвалъ его собранiемъ грязныхъ чулановъ; но такой нелестный отзыва, отпущенъ былъ лишь для красоты слога, въ противоположность великолепной жадринской Версали. Известно, что наши маленькiе города имеютъ видъ или подлый или опрятный, смотря потому дорогъ или дешева, лесъ въ местахъ ихъ расположенiя, а мимо нашего текла река удобная, если не для судовъ, то для сплавовъ, и, стало быть, онъ не нуждался въ строительномъ матерiяле. Домики стояли крепко, были обшиты тесомъ, снабжены узорчатыми заборчиками, а за заборомъ красовались или сады, или по крайней мере палисаднички. На меня всегда видъ тихаго и чистенькаго, утонувшаго въ зелени города наводитъ самыя светлыя мысли, неосновательность которыхъ я очень хорошо знаю и которыя ужь никакъ не могли подходить къ chef-lieu нашего уезда. Иванъ Петровичъ, живая хроника многихъ русскихъ городовъ, всегда говорилъ, что редкiй изъ нихъ по своей забулдыжности могъ равняться съ нашимъ. По его словамъ, ни одно изъ городскихъ увеселенiй не проходило тутъ безъ драки, и весьма немногiе изъ городскихъ жителей, даже высшаго ранга, могли похвалиться темъ, что въ теченiи года не носили на своихъ лицахъ фонарей или иныхъ боевыхъ знаковъ. Причинъ такой странности было очень много; достаточно упомянуть о двухъ главныхъ. Съ давняго времени въ нашемъ городе, благодаря дешевой жизни и довольно близкому его положенiю къ проезжимъ трактамъ, поселялись люди, выгнанные изъ службы, состоящiе подъ судомъ, неимеющiе права въезжать въ столицы, и вообще нагорелые по части житейскихъ треволненiй; они веселились по своему и не могли жить очень тихо. Съ другой стороны, общее состоянiе городскихъ нравовъ отличалось какимъ-то истинно-россiйскимъ совмещенiемъ разгула съ терпимостью. Обыватели ссорились на вечерахъ, бушевали и даже подавали другъ на друга жалобы въ судъ; но не взирая на это, жили душа въ душу. Размолвки не вели къ мизантропiи, жалобы въ судъ не нарушали общительности, и даже рукопашные бои только давали поводъ къ замиренiю, и, стало-быть, къ новымъ пиршествамъ.
-- Однако, дорогой Иванъ Петровичъ, сказалъ я, когда нашъ экипажъ началъ нырять по колеямъ и страшнымъ ямамъ немощеныхъ городскихъ улицъ: - мы съ вами кажется не решили где остановиться на ночь. Я не знаю какова городская квартира предводителя, да и самъ онъ наверное въ хлопотахъ по уши...
-- Боже васъ сохрани! возразилъ Иванъ Петровичъ: - да чтобы не беседовать лишняго часа съ его сестрицей, я готовъ провести вечеръ и ночь где-нибудь подъ плакучей ивою!
-- А гостинницы въ городе все еще нетъ?
-- Какiя гостинницы при такомъ гостепрiимномъ населенiи! Я всегда пристаю у Пучкова, и везу васъ къ нему безъ церемонiи.
-- Точно взято; а вамъ что до его именiя?
-- Да помилуйте, это господинъ скандалезный.
-- Не онъ, а жена его скандалезная. Кузьма, бери направо въ переулокъ.
-- Нетъ, нетъ, нетъ, Иванъ Петровичъ! протестовалъ я: - въ деревне я вамъ вверяюсь какъ Дантъ Виргилiю, а здесь вы путеводитель не безопасный. Изъ оконъ налево и направо вамъ отдаютъ поклонъ какiе-то господа съ фiолетовыми носами... все это не предвещаетъ ничего добраго. И какое право имею я вломиться къ Пучкову?
-- Неженка вы и дрянной баловень, перебилъ соседъ: - Кузьма, держи вонъ къ тому серому домику, что его слушать! У Пучкова, батюшка мой, городская квартира Владимiра Матвеича, и вы въ ней прiютитесь какъ у себя въ кабинете. Самъ Матвеевъ будетъ сюда только завтра поутру, къ мировому съезду, и меня просилъ распорядиться какъ дома. Поглядите, какое хорошенькое строенiе. Довольны, что ли? Будто я васъ повезу куда-нибудь въ эдикуль?..
Не успелъ я осведомиться о томъ, что разумеетъ мой спутникъ подъ словомъ эдикуль, какъ уже мы подъехали къ жилищу господина Пучкова. Иванъ Петровичъ зналъ мою слабость къ чистенькимъ домикамъ, обставленнымъ зеленью, и прiютъ имъ выбранный походилъ на милое гнездышко двухъ самыхъ идиллическихъ любовниковъ. Палисадничскъ пестрелъ цветами, изъ сада пахнуло яблоками, самый домъ со стенами светло-шоколаднаго цвета и зелеными ставнями, словно улыбался гостю.
"Жребiй брошенъ, подумалъ я, выходя изъ коляски, быть не можетъ, чтобы въ этомъ поэтическомъ прiюте человеку могли разбить носъ или нанести какую-либо непрiятность".
-- То-то же, одобрительно промолвилъ Иванъ Петровичъ разгадавъ мои мысли.
Дверь была не замкнута, людей не являлось; на счетъ чего другого, можетъ быть грешилъ вашъ городъ, но по части воровъ его никогда не упрекали. Мы пошли въ чистую большую комнату, съ геранiумомъ и бальзаминами на окнахъ, и тутъ встретилъ насъ кривой старичокъ въ халате, съ лицомъ озабоченнымъ и сморщеннымъ, но добродушнымъ.
-- А, дорогiе гости, добро пожаловать! сказалъ онъ, отдавая мне поклонъ и обнимая Ивана Петровича: - сейчасъ лишь пришла записка отъ Матвеева, я велелъ отворить его комнаты, а покуда пожалуйте въ кабинетъ, да не хотите ли чего покушать. Ей, Варя, Наташа! Дуня! обратился старичокъ къ несколькимъ прибежавшимъ девушкамъ въ сарафанахъ: - снесите вещи господъ въ половину Владимiра Матвепча, да накройте столъ поскорее.
-- Ай, ай, ай, старая перечница! заметилъ Иванъ Петровичъ хозяину: - что это у тебя все женская прислуга? И какiя все девчоночки славныя! Ну, а какъ въ недобрый часъ, сама супружница сюда пожалуетъ?
-- Хе, хе, хе! не пожалуетъ, развеселившись ответилъ Пучковъ: - тамъ ее въ Москве что-то пристукнуло, отъ злости должно быть, да она и такъ сюда носа не сунетъ.
Мы вошли въ кабинетъ, повидимому вовсе не подходящiй къ игривой манере хозяина. Онъ былъ весь заставленъ книгами юридическаго вида; Сводъ Законовъ красовался повсюду; сверхъ того въ глаза кидалась целая полка съ картонками, на которыхъ сiяли такiя надписи: Труды редакцiонной коммиссiи, Общiе проекты по крестьянскому делу,-- по губернскому комитету, Сведенiя по губернiи, Записки подъ NoNo 9, 10 и 11. На большомъ зеленомъ столе, сверхъ груды бумагъ, лежало богато переплетенное Положенiе, отъ котораго, какъ разноцветные лучи, шли длинныя ленты розовой, голубой, зеленоватой и светлофiолетовой бумаги; на лентахъ было написано: "О дворовыхъ людяхъ", "о наделе крестьянъ", "о смешанной повинности" и т. д.; оне были вклеены въ книгу, такъ что чуть надобился какой нибудь пунктъ, книга тотчасъ же раскрывалась на желаемомъ месте. Въ углу комнаты, за небольшимъ столомъ, сиделъ военный писарь и что-то строчилъ на большихъ листахъ превосходной бумаги. Во время беседы, Гаврила Астафьевичъ Пучковъ подбегалъ къ нему несколько разъ съ такими фразами:
Фу, ты чортъ возьми, самъ писалъ, и самъ теперь не разбираю! А, понялъ, понялъ!.. пиши при обязательномъ выкупе.
-- Ужь посадятъ тебя въ желтый домъ, драгоценный мой Гаврила Астафьичъ, сказалъ Германъ, поглядевъ на писаря и бумаги. - И дался тебе этотъ крестьянскiй вопросъ, и какого беса ты въ немъ разумеешь?
-- Вотъ извольте-ка прослушать дорогого соседа, возразилъ обращаясь по мне хозяинъ. - Вотъ каково у насъ поощренiе мыслящимъ людямъ! Вотъ какъ у насъ награждаютъ техъ, кто безкорыстно трудится на пользу общую!
Не оставалось более сомненiй на счетъ спецiальности престарелаго чудака Пучкова. Подобно тому, какъ во всякомъ италiянскомъ городке васъ непременно познакомятъ съ старичкомъ, испытавшимъ необычайные казусы въ любви и оттого всеми до крайности уважаемымъ, какъ въ кружке Немцевъ никогда не обойдется безъ политика помешаннаго на Наполеоне Ш и его замыслахъ противъ Германiи, такъ точно въ Россiи, со времени крестьянскаго вопроса, нетъ города и местечка, въ коихъ не проживало бы по человеку съ головою, поставленною вверхъ дномъ этимъ вопросомъ. Когда дело устроится и реформа благополучно войдетъ въ нашу жизнь, государство изъ состраданiя должно позаботиться объ этихъ невинныхъ страдальцахъ, которые къ тому времени, вероятно, совершенно лишатся разсудка. Пучковъ, по счастiю, былъ еще далекъ отъ полнаго помешательства. Большею частiю (и опять-таки это чисто русская черта) люди, поглощенные крестьянскимъ деломъ, до мономанiи, не имеютъ въ немъ никакихъ личныхъ интересовъ; почти вся ихъ масса состоитъ изъ профессоровъ, учителей на пенсiи, отставныхъ военныхъ, домовладельцевъ губернскаго города, и т. д. Гаврила Астафьевичъ не былъ исключенiемъ и по этой части. Состоянiе его заключалось въ небольшомъ капитале и известномъ намъ домике светло-шоколаднаго цвета; жена его, бешеная баба, имела деревню, но деревня эта давно поступила въ опеку, такъ какъ госпожа помещица равно мучила крестьянъ и своихъ, и своего сожителя. Съ утвержденiемъ уставной грамоты, опеке предстояло прекратиться, такъ, что въ некоторомъ смысле отъ крестьянскаго вопроса Пучковъ могъ получить одне выгоды. Пучковъ хозяйствомъ не занимался, любилъ покойную жизнь и уездный городъ, но вся его жизнь изменилась съ первыми рескриптами по известному вопросу. Лучшiе друзья отъ него бегали; уже несколько летъ, какъ онъ не говорилъ ни о чемъ, кроме выкупа, надела, издельной повинности, сочинялъ записки, тратился на ихъ переписыванiе, безпрестанно слалъ въ Петербургъ проекты, и въ почтовый день не обедалъ, а только курилъ трубку за трубкой. Онъ былъ человекъ не глупый и одна изъ его записокъ, за скудостью практическихъ данныхъ, доставила Пучкову очень ласковый отзывъ отъ бывшей редакцiонной коммиссiи; со времени означеннаго отзыва, болезнь стала неизлечимою. Еслибъ Пучкову не ответили, можетъ быть его рьяность утихла бы за недостаткомъ пищи.
отъ своей доли по экзекуцiи. Едва мы сели за столъ, какъ Пучковъ прочелъ намъ краткую записку "о причинахъ дурного исполненiя издельной повинности", наскоро похлебалъ простывшаго супа и сталъ излагать сущность громаднаго проекта въ настоящую минуту переписываемаго для отправленiя въ столицу.
-- Посоветуйтесь обо всемъ этомъ съ Иваномъ Петровичемъ, сказалъ я ему: - онъ хоть и глядитъ ветреникомъ, но я знаю, что его мысли сходны съ вашими.
-- Да, да, конечно, завтра я самъ кое-что тебе прочитаю, возразилъ Иванъ Петровичъ и пустился беседовать съ Дуняшей, притащившею пирогъ съ грибами.
-- Бросьте его, Сергей Ильичъ, добавилъ Пучковъ махнувъ рукою: - верьте мне, что онъ ничего не понимаетъ во всемъ вопросе. Ему надо радоваться и загребать деньги, а онъ чуть-чуть сдуру не продалъ именiя.
Все мои усилiя обратить беду на плечи Ивана Петровича оказывались тщетными.
-- Что такое крестьянскiй вопросъ? говорилъ Пучковъ, для большей внушительности ухвативъ меня за пуговицу. - Крестьянскiй вопросъ есть война.
-- Вотъ куда поехало! заметилъ Иванъ Петровичъ, котораго Наташа за что-то больно ударила по руке и темъ заставила на минуту обратиться въ нашу сторону. - Коли война, такъ мы тебя выберемъ въ ополченiе.
-- Не слушайте этого пустослова, перебилъ Пучковъ величественно. - Крестьянскiй вопросъ есть война. Война съ чемъ? Война съ язвою рабства, которая уже начала вредить общественному организму и съ годами могла бы его разрушить. Я не изъ техъ, которые, искренно или не искренно, видели въ крепостномъ праве немедленную опасность, но я близко знаю къ чему ведетъ его злоупотребленiе, и испыталъ самъ...
-- Тебя и безъ крепостного права жена запирала въ погребъ, спокойно заметилъ Иванъ Петровичъ.
средствъ и не скупясь. Если мы, все безъ исключенiя, заметьте, все безъ исключенiя, приносили жертвы, когда кровь лилась вокругъ Севастополя, то во сколько дороже Севастополя должно быть намъ будущее благосостоянiе всей родины? Итакъ, пришло время жертвовать, и жертвы должны падать на всехъ, не на однихъ землевладельцевъ, владеющихъ населенными именiями. Пагубная, отвратительная мысль о томъ, что одни помещики должны поплатиться за все временныя невыгоды перемены, не имеетъ даже практическаго смысла. Тягота неразумно сброшенная на одинъ только классъ общества, по закону экономической реакцiи, помимо нашей воли, породитъ тысячу тягостей всемъ другимъ классамъ, тягостей можетъ быть значительнейшихъ, непременно значительнейшихъ, чемъ размеръ жертвъ поровну распределенныхъ. Мы уже видимъ начало этихъ тягостей во всеобщей дороговизне первыхъ потребностей жизни, въ недостатке покупателей на предметы некоторой роскоши, и, что хуже всего, въ раздраженiи класса самого почтеннаго и заинтересованнаго въ деле порядка, класса землевладельцевъ. Онъ считаетъ себя обреченнымъ на раззоренiе, тщетно ждетъ помощи и весьма естественно сетуетъ на несправедливость. Противъ всехъ бедъ этихъ, какъ я уже сообщилъ вамъ, надо, если дозволено такъ выразиться, созвать общее ополченiе жертвователей. Все сыны Россiи должны нести свою лепту, начиная отъ удельнаго крестьянина, платящаго подати втрое легчайшiя противъ крестьянина, временно-обязаннаго, до первейшихъ сановниковъ, которыхъ годового жалованья достаточно на выкупъ мелкопоместныхъ именiй целаго уезда. Вотъ основная мысль моего главного проекта. Если ее нельзя назвать вполне новою, то по крайней мере, я сделалъ все возможное, чтобы придать ей ту практичность, безъ которой она более ничего, какъ утопическое мечтанiе. Не щадя хлопотъ и издержекъ, я повсюду собиралъ данныя и трудился надъ ними, делая приблизительное вычисленiе лицъ, отъ которыхъ можно требовать жертвы на пользу общую, и капиталовъ, которые такимъ образомъ могутъ реализироваться. Это былъ великiй трудъ, и я откровенно признаюсь, что я только обозначилъ путь, по которому нужно идти; для самого же труда необходима целая коммиссiя людей трудолюбивыхъ и добросовестныхъ...
До сихъ поръ, все шло довольно сносно; и речи Пучкова не могли бы назваться особенно странными.
-- Высказавъ вамъ основную идею всей задачи, продолжалъ хозяинъ, хватая съ соседняго стола толстую тетрадищу: - я считаю долгомъ перейдти къ стороне более практической. Вотъ работа, на которую потратилъ я более года. въ тетради этой изложены у меня все средства и рессурсы нашего уезднаго города, высчитаны капиталы и доходы всехъ его жителей и подведенъ итогъ расходовъ, которые имъ были потребованы съ целiю...
-- Что его слушать? добавилъ онъ, обращаясь ко мне: - завалимтесь спать, а вечеромъ онъ доскажетъ, что надо.
-- Будто Сергей Ильичъ спитъ после обеда? спросилъ сконфуженный хозяинъ.
-- Не только спитъ, а еще и ругается съ теми, кто отстаетъ отъ этого святого обычая, отвечалъ Иванъ Петровичъ. - Да и тебе, старый сморчокъ, следовало бы дать отдыхъ своему глазу, онъ у тебя одинъ, а ты его надсаживаешь надъ бумагами. Право, побереги себя, я тебе дурного не посоветую.
Последнiй доводъ подействовалъ на Гаврилу Астафьевича; онъ проводилъ насъ до двери и потребовалъ себе подушку. Я до того былъ ошеломленъ и утомленъ тирадами по крестьянскому вопросу, такъ неожиданно упавшими на мою голову, что съ наслажденiемъ вошелъ въ городскiе покои Владимiра Матвеевича. Все въ нихъ глядело необыкновенно чисто и просто; только стена спальни была завешена разнымъ оружiемъ, къ которому нашъ посредникъ, какъ старый кавказецъ, имелъ такую страсть, что набивалъ имъ всякую комнату, хотя бы въ ней приходилось ему проводить лишь по нескольку часовъ въ месяцъ.
уже готовитъ на насъ серiозную атаку. Къ счастiю, однакоже, мой изобретательный путеводитель на сей разъ превзошелъ дантовскаго Виргилiя. Онъ сообщилъ Гавриле Астафьевичу, что Викторъ Петровичъ Краснопольскiй, ожидаемый завтра вместе съ другимъ сановнымъ гостемъ, будетъ истинно радъ поскорее ознакомиться съ знаменитымъ проектомъ о круговыхъ пожертвованiяхъ въ пользу крестьянскаго дела. Въ виду сношенiй съ однимъ изъ корифеевъ современнаго вопроса, Пучковъ страшно захлопотался, выпросилъ изъ винной конторы лишняго писаря, зажегъ множество свечъ, и не только вечеромъ, но и ночью уже не выходилъ изъ своего кабинета.