XIV.
Певицы дяди Бориса Николаевича.
Не успелъ подъехать я къ дядину дому, какъ мне почему-то показалось, что тамъ не все ладно. Около конторы, помещавшейся въ одномъ изъ флигелей главнаго зданiя, стояла бричка, которую я где-то виделъ; усталая тройка, тоже какъ будто знакомая, повидимому, сделала большой конецъ и нуждалась въ отдыхе. По двору, всегда пустому, съ озабоченнымъ видомъ бегало и шумело несколько человекъ изъ прислуги. "Где Семенъ Васильевъ?" - "Все паспорта у Семена Васильева". - "Да онъ вчера еще отпросился въ Никольское". - "Такъ ключи где же?" Такiя фразы услыхалъ я мимоходомъ. Выходило, что въ самомъ деле случилась какая-то исторiя, иначе не было бы такой необходимости въ Семене Васильеве, главномъ конторщике, ведавшемъ все относившееся къ дому и къ домашней прислуге.
На лестнице встретилъ меня Иванъ Петровичъ.
-- Куда вы запропастились, батюшка, сказалъ онъ: - у насъ тутъ вышло чортъ знаетъ что такое. Этотъ мальчишка Ставицкiй наскочилъ-таки на пакость!
-- Неужели онъ у дяди? спросилъ я, вспомнивъ вечернюю беседу у Ивана Петровича и догадываясь, къ какому взрыву можетъ привести дело, поднятое кандидатомъ изъ французовъ по поводу "певицъ" села Жадрина.
-- У него, отвечалъ Иванъ Петровичъ: - и чемъ все это кончится, Богъ знаетъ. Прiехалъ въ контору, потребовалъ Карла Карлыча, велелъ немедленно достать виды этихъ двухъ женщинъ, паспортовъ не отыскали; онъ принялся ругать Латыша, называя его негодяемъ, а тотъ разсвирепелъ и повелъ его къ генералу.
Изъ круглой гостинной уже доносились до насъ голоса крайне гневные; къ удивленiю моему, голоса дяди не было слышно.
-- Иванъ Петровичъ, сказалъ я, поглядевъ въ глаза соседу: - на вашей совести останется кое-что, если сегодня суждено случиться беде или скандалу. Вы знаете про певицъ более чемъ мы все. Вы могли и были должны предостеречь Ставицкаго.
-- Того не предостережешь, кто самъ лезетъ на рогатину.
-- Теперь поздно говорить объ этомъ, по крайней мере будьте со мной и сядьте около дяди.
Мы вошли въ гостинную, где намъ представилась такая сцена: Борисъ Николаевичъ, въ заметномъ волненiи, но скорее сконфуженный чемъ гневный, стоялъ около дивана; въ двухъ шагахъ отъ него кандидатъ Ставицкiй и управляющiй Карлъ Карлычъ, вели ту шумную беседу, которая слышалась намъ еще съ лестницы. Малыгинъ понапрасну старался унять ихъ или, по крайней мере, заставить говорить по очереди. Ставицкiй, какъ кажется, начинавшiй о чемъ-то безпокоиться, оказывался несколько податливее на увещанiя нежели латышъ, повидимому, доведенный до ярости людей кроткихъ,-- самой ужасной ярости въ свете.
-- Нетъ, нетъ, любезный господинъ, возглашалъ управляющiй, отводя рукой Малыгина: - вы не бойтесь, я его не убью, я только скажу ему что надо. Вы сами лжецъ, и онъ приступилъ къ Ставицкому: - вы сами негодяй, потому негодяй и лжецъ, что смеете давать эти имена человеку, про котораго ничего худого не знаете. Я всю жизнь не сказалъ никому ни одной лжи, и не скажу, и нетъ никакихъ разсчетовъ мне лгать... вотъ что!
-- А это не ложь, въ то же время кричалъ Ставицкiй: - это не ложь, что у васъ нетъ паспортовъ домашней прислуги, коли она вольная? Это не ложь, что у васъ ревизскiя сказки заперты въ конторе, а ключей нету? Вы мне не соврали, говоря, что Анна Дмитрiева и Прасковья Алексеева не дворовыя и не здешнiя? На чухонскiя грубости ваши я плюю; и если здесь унять васъ не кому, я, какъ посредникъ, съумею и самъ этимъ распорядиться.
Дядя только тутъ началъ вникать въ сущность азартнаго спора, передъ нимъ кипевшаго. При женскихъ именахъ, только что произнесенныхъ, краска выступила на его щеки, и какъ ни горько было мне видеть такую краску на лице семидесятилетпяго родственника, она меня успокоила. То былъ стыдъ за свою слабость, не за что нибудь худшее слабости. Безъ доказательствъ и уверенiй я понялъ, что Ставицкiй сделалъ более чемъ глупость...
-- Федоръ Алексеичъ, сказалъ дядя, обращаясь къ Малыгину, и при звукахъ его голоса антагонисты прiостановили свою ругань: - сделайте одолженiе, сходите въ контору и сломайте замокъ у шкапа около двери. Въ прежнее время тамъ были все бумаги по дому, вероятно и теперь оне тамъ хранятся. Конторщика Васильева я съ вечера отпустилъ къ матери въ Никольское, ключи онъ или заложилъ, или захватилъ съ собою, вотъ развязка недоразуменiя, по поводу котораго я могу только сказать, что находящiйся здесь управляющiй, Карлъ Карлычъ, известный мне съ его детства, въ жизнь свою никогда не солгалъ никому даже для шутки.
Хотя Борисъ Николаевичъ и не договорилъ всего порученiя, но Малыгинъ понялъ, что нужно добыть виды двухъ такъ-называемыхъ певицъ, и вышелъ изъ комнаты. Настали минуты непрiятнаго ожиданiя, но латышъ, для которого ожиданiе оказывалось менее тревожнымъ чемъ для прочихъ, продолжалъ держать къ посреднику речь, на этотъ разъ более внушительную чемъ жесткую.
-- Стыдно вамъ, милостивый государь, говорилъ онъ, не давая Ставицкому собраться съ мыслями: - стыдно вамъ, оскорблять человека изъ-за дела, въ которомъ стоило подождать лишь четверть часа, и узнать все, что вы узнать хотели. Вы по всему краю говорите, что заступаетесь за мужика, а что же вы мне сейчасъ, простому мужику, какихъ словъ наговорили! Если я не крепостной, да и уроженецъ не здешнiй, въ томъ не моя вина, и думается мне, какъ бы сказать... что кто заступникъ за своего, тотъ не станетъ обижать и чужого. Вы изволили прискакать да поднять тревогу, и выругали меня, какъ бездельника, за то что будто я дворовыхъ женщинъ показываю не здешними и не крепостными, а о деле-то можно было бы разузнать и лошадей не гоняя: разве ревизская сказка одна только и есть въ нашей конторе, да разве и волостной старшина, скажите ему одно слово, не доставилъ бы вамъ и сказокъ и паспортовъ на домъ?..
На этомъ месте латышъ остановилъ потоки своей риторики, ибо въ гостинную опять вошелъ Малыгинъ. Уже по одной форме маленькихъ листковъ, которые онъ держалъ въ правой руке, можно было догадаться, въ какую скверную, ужасную яму залезъ неосмотрительный кандидатъ изъ французовъ. То были два вида, выданные отъ ***скаго начальства девицамъ, Анне Дмитрiевой, 22 летъ, ***ской мещанке, и Прасковье Алексеевой, 21 года, дочери отставного унтеръ-офицера.
Дядя барабанилъ пальцами по столу, и видно желалъ, чтобъ и посредникъ, да и мы все, на это время отправились къ чорту. Ставицкiй могъ бы пробормотать несколько словъ извиненiя и исчезнуть безпрепятственно, но давно уже сказано, что нетъ ничего ужаснее людей неумелыхъ, когда въ нихъ пробуждено деловое рвенiе. Ставицкiй держалъ передъ собою оба вида, мысленно припоминая приметы женщинъ, очевидно осмеявшихъ его самымъ кровавымъ образомъ. Ему все казалось, что ему подсунули что-нибудь подложное; онъ не верилъ злой шалости праздныхъ и развращенныхъ созданiй: такъ хорошо зналъ онъ деревенскую жизнь и деревенскiе нравы!
-- Удивительно, сказалъ онъ наконецъ, положивъ на столъ клочки бумаги: - виды несомненны, приметы те же... не понимаю, какъ оно могло случиться!
Въ это время Борисъ Николаевичъ, повидимому, только что разъяснившiй самому себе всю сущность приключенiя, съ строгимъ видомъ подошелъ къ бедному кандидату.
-- Теперь очередь за мною, милостивый государь мой, сказалъ онъ неласковымъ, но, какъ показалось мне, несколько печальнымъ голосомъ. Подозревая моего управляющаго въ какомъ-то непонятномъ мошенничестве, вы заподозрили и оскорбили собственно меня, безъ моего приказа онъ не могъ сплутовать: я надеюсь, это ясно для всякого. Позвольте же узнать: что привело васъ къ такому подозренiю и на какомъ основанiи вы предположили, что въ моемъ именiи, даже въ моемъ доме, противозаконно удерживаются женщины, виды которыхъ теперь передъ вами?
-- Эти женщины, отвечалъ Ставицкiй: - сами принесли мне жалобу, сами назвали себя крепостными: для какой же цели устроили оне такой подлый обманъ... этого я самъ понять не въ состоянiи.
-- Карлъ Карлычъ, проговорилъ онъ отрывисто: - приведите сейчасъ же Прасковью Алексееву и Аню... Анну Дмитрiеву. Я вижу, что не разспроса ихъ самихъ, мы целый день не кончимъ съ этимъ сумбуромъ.
Когда латышъ вышелъ, дядя подошелъ ближе къ своему гостю, голосъ его сталъ резче и суровее.
-- Между темъ я вамъ скажу отъ себя слова два, государь мой, сказалъ онъ Ставицкому. - Для васъ можетъ оставаться лишь одно извиненiе въ исторiи, вами поднятой: извиненiе это въ томъ, что вы не понимаете должности вами занимаемой, и мало того, даже не знаете размера правъ, данныхъ вамъ по закону. Вы подняли скандалъ въ незнакомомъ доме, вызвали меня, старика, на розыски, тягость и щекотливость которыхъ понимаете сами. И между темъ, принимая жалобу, вы даже не сообразили того, что въ вашей власти, какъ посредника, находилась возможность къ ея мгновенному удовлетворенiю. Если женщины, жаловавшiяся на меня, васъ обманывали, простая справка въ моей конторе это дело вамъ обнаружила бы. Если оне были действительно крепостныя и дворовыя, вы могли, по смыслу Положенiя, дать имъ отъ себя увольнительное свидетельство, даже не отпуская ихъ на мызу, где съ ними обращались такъ худо. Если, наконецъ, вы имели намеренiе преследовать меня за противозаконное удержанiе лицъ, у меня проживавшихъ, ваша первая обязанностъ была бы удалить этихъ лицъ изъ подъ моей власти, а это вы могли и имели право сделать не выходя изъ своего дома.
Не знаю, какое впечатленiе произвела на кандидата эта сжатая логика, потому что при последнихъ словахъ дверь отворилась и въ комнату вошли две молодыя женщины, въ немецкихъ платьяхъ, какъ говорится въ нашемъ околодке, но съ лицами чисто русскими, и надо прибавить, необычайно хорошенькими. Обе отличались высокимъ ростомъ, белокурыми волосами, полными щеками, обе имели на головахъ шелковые платочки, кокетливо завязанные подъ подбородкомъ. Но одна изъ девушекъ, Прасковья Алексеева, очевидно не была въ состоянiи устроить и выдумать никакого, даже самого нехитраго обмана: про ея безпредельное олимпiйское простодушiе говорили и низснькiй лобъ, и прелестные заспанные глаза, я вся ея безмятежно-ленивая фигура. Но за то другая обвиненная, Анюта, смотрела совершеннымъ бесомъ, изъ прихоти избравшимъ себе въ жительство тело настоящей русской красавицы. Въ минуты спокойствiя и молчанiя, она мало чемъ отличалась отъ своей подруги, только держалась прямей, а взглядъ ея казался веселее и въ то же время какъ-то безпечнее. И вдругъ, при одномъ шаге впередъ, при самомъ простомъ ответе, голубые глаза вспыхивали лукавымъ пламенемъ, а во всемъ лице отражалась такая смесь безстыдства, беззаботной удали, готовности на самую скверную шалость, что на него нельзя было глядеть безъ некоторой тревоги. Прибавьте къ этому особенную манеру улыбки, встречающуюся лишь у людей, привыкшихъ смешить всякого, всеми избалованныхъ за свои смехотворныя способности, и вамъ станетъ еще непонятнее ослепленiе бедняка Ставицкаго, принявшаго за чистыя деньги уверенiя, исходившiя изъ такого, больше чемъ ненадежнаго источника.
Дядя повелъ дело круто: если кандидату не было весело, то и онъ сиделъ не на розахъ. Сурово обратясь къ полногрудой Паше, онъ спросилъ ее, была ли она на ***скомъ празднике, видела ли тамъ господина кандидата, приносила ли ему жалобы, называлась ли дворовою женщиной, и если называлась, то съ какою целью? И одного изъ этихъ вопросовъ оказывалось достаточнымъ, чтобы сбить съ толка небойкую персону, для которой воспоминанiе о томъ, что происходило за неделю, существовало въ образе смутнаго сна, да которая сверхъ того, какъ казалось, только что покушала и ощущала сладкую дремоту. Кроме словъ: "дай Богъ памяти" - "на праздникъ-то? кажись были съ Анютой",-- отъ Паши такъ ничего и не добились. Она даже не поняла, что обвиняется въ чемъ-то не хорошемъ, и хотя раза два закрыла лицо рукавомъ будто плача, но кажется сделала это только для того, чтобы зевнуть, не нарушая законовъ приличiя.
Ставицкiй далъ заметить, что Анна Дмитрiева была главною челобитчицей и ораторшей: - Ну! грозно сказалъ ей Борисъ Николаевичъ: - речь за тобою; отъ тебя одной только и моглав ыйдти эта мерзость!
Анюта, не сробевши нисколько, только взглянула дяде въ лицо своими плутовскими глазами и начала говорить совершенно такъ, какъ отвечаютъ дети какой нибудь урокъ передъ очень сердитымъ, но на самомъ деле и въ грошъ не поставляемымъ учителемъ. Тонъ былъ невинный, и придраться къ простому ея разсказу не могъ бы никто, а между темъ самая обидная и злая насмешка надъ кандидатомъ Ставицкимъ слышалась во всякомъ слове. Смыслъ оказывался тотъ, что во все время праздника, на которомъ произошла известная встреча, господинъ посредникъ ни шагу не отходилъ отъ девушекъ, глядя на нихъ какъ-то странно, заговаривалъ съ ними какъ будто съ барынями, и наконецъ, заключивши знакомство, все говорилъ про то, что онъ всему краю начальникъ, и что если кого изъ крестьянъ господа обижаютъ, онъ сразу уйметъ хоть какого барина. Я достаточно зналъ Ставицкаго и могъ ручаться, что проклятый бесенокъ и выдумываетъ и преувеличиваетъ, но основанiе клеветъ, безъ сомненiя, было подано чемъ нибудь действительно неосторожнымъ со стороны кандидата. "Такъ мы ходили втроемъ до вечера, заключила Анюта, вдругъ Паша и сказала: "ахти, ужь солнце за лесомъ, дома-то намъ достанется!" Господинъ посредникъ тутъ и говоритъ, да такъ ласково: "али васъ дома держатъ очень строго, останьтесь минутучку". Я-то, чтобъ отвязаться только, и отвечаю: "у насъ баринъ, сами знаете, какой сердитый" (при этомъ Анюта усмехнулась). Господинъ посредникъ опять отвечалъ да еще ласковее: "Теперь ужь нельзя куражиться господамъ, сердиться. Если у васъ что нибудь не ладно, или идетъ отъ помещика какое притесненiе, разскажите мне все, разскажите,-- да еще и прикрикнулъ вотъ такъ,-- я вашъ заступникъ, разскажите, разскажите!.. "Что съ нимъ было делать? такъ все и кричитъ: разскажите! Ну, мы ему и разсказали!"
Никакое перо, никакой изустный разсказъ не въ силахъ передать комически-безстыднаго, неотразимо-забавнаго выраженiя, съ которымъ было произнесено это заключительное ну, мы ему и разсказали! Нечто подобное можно услыхать лишь отъ неисправимаго школьника, для забавы готоваго на всякое безумство, или еще вернее, на маленькихъ итальянскихъ театрахъ, когда актеры раздурачатся и помимо пьесы примутся угощать публику враньемъ и панталоннадами. Анюта вполне достигла своей цели. Малыгинъ расхохотался, Иванъ Петровичъ крепко закусилъ губы, по лицу Бориса Николаевича мелькнуло тоже что-то не очень суровое. Но онъ сдержалъ себя и топнулъ ногой. "Съ глазъ долой срамницы!" закричалъ дядя, и скомкавъ въ руке лежавшiе на столе паспорты, бросилъ ихъ въ девушекъ, которыя конечно не заставили повторить приказанiя. Только Анюта, уходя, сделала новое школьничество, комокъ бумаги попалъ ей въ голову, она представила, что лишается чувствъ, и вся опустилась на плечо Паши, которая страшно испугалась, взвизгнула, и чуть не повалилась на полъ.
Я поспешилъ воспользоваться темъ, что все присутствующiе, кроме одного Ставицкаго, были приведены въ расположенiе духа близкое къ веселости.
-- Очень хорошо, сказалъ я: - что это пустое дело кончилось смехомъ, какъ ему и следовало. Занесемъ же его въ разрядъ конченныхъ, и перейдемте къ другой беседе.
Но Ставицкiй, во все время обвинительнаго разсказа, и после него оставшiйся въ угрюмомъ молчанiи, повидимому думалъ иначе.
-- Я считаю себя оклеветаннымъ и осмеяннымъ, сказалъ онъ, не поддаваясь ни мало. - Ежели здесь, въ этомъ доме, не примется никакихъ меръ, необходимыхъ при подобныхъ случаяхъ, я вынужденъ буду самъ принять эти меры.
-- Я и не жду отъ васъ такого самоотверженiя, холодно-ядовито возразилъ кандидатъ изъ французовъ.
не тяжелый столъ, отделявшiй двухъ антагонистовъ, то последовала бы рукопашная схватка, или вернее, быстрое низироверженiе посредника, потому что бороться съ озлобленнымъ богатыремъ, хотя и семидесятилетнимъ, Ставицкiй не могъ ни одной минуты. Я никогда не видалъ Бориса Николаевича въ гневе, не мудрено, что я обомлелъ и на несколько секундъ оказался ни къ чему не пригоднымъ. Къ счастiю Иванъ Петровичъ и Малыгинъ были опытнее, или крепче нервами, первый схватилъ Ставицкаго, и какъ ребенка протащилъ его въ первую дверь, въ амфиладу комнатъ, къ боковой лестнице гостинныхъ помещенiй, второй схватилъ Бориса Николаевича обеими руками, прикрылъ отступленiе, захлопнулъ дверь и повернувъ въ ней ключъ, кинулъ его за окошко. Тутъ опомнился и я, заперъ дверь, ведущую къ парадной лестнице, и поместился передъ нею. Любезныхъ словъ, сыпавшихся изъ устъ генерала на Ставицкаго, а по уходе его на меня съ Малыгинымъ, передавать, какъ мне кажется, не нужно.
Прошло минуты три после замкнутiя первой двери, три минуты, стоящихъ года. Дядя подошелъ ко мне и сказалъ:
-- Пусти, тебе со мною не сладить. Пусти, говорю я. Этотъ мерзавецъ такъ не уедетъ отсюда.
Но Малыгинъ былъ уже возле моей двери. - Что вы хотите делать? спросилъ онъ Бориса Николаевича.
ни нанятые люди не посмеютъ пальцемъ тронуть посредника. Отъ тебя одного мы его защитимъ все трое. Оставь это дело до завтра, и если ты считаешь себя обиженнымъ, есть средство устроить разсчетъ, и безъ непристойной потасовки.
Стукъ отъезжающаго экипажа положилъ конецъ нашему тяжелому положенiю, при этомъ стуке буря возстановилась было на минуту, но улеглась скорей нежели мы думали. Конечно, следы ея тянулись на весь день, но уже не представляли никакой опасности. Мысль о дуэли, съ мальчикомъ, по поводу исторiи въ сущности весьма неловкой, не могла долго занимать дядю. Насчетъ Ставицкаго мы тоже были покойны, онъ не имелъ никакихъ законныхъ основанiй къ обвиненiямъ, и всякiй шумъ съ его стороны, только бы усилилъ скандалъ исторiи, и безъ того скандалезной. Темъ не менее, я считалъ нужнымъ прожить въ Жадрине гораздо долее чемъ разсчитывалъ, и вернулся домой не ранее какъ къ самому разгару полевыхъ работъ, то есть почти въ половине iюля.