VI.
Продолженiе прежняго.
Я проснулся раньше обыкновеннаго, отъ какого-то шороха или скорее стуканья въ соседней комнате. Я крикнулъ: - кто тамъ? Но ответа не было, однако стуканье, должно быть очень тяжелыхъ сапоговъ, не прекратилось. Я крикнулъ во второй разъ, и ко мне немного переминаясь, вошли сельскiй старшина Павелъ Еремеевъ и мой староста Власъ Васильевъ.
Сельскаго старшину я зналъ очень мало. Онъ считался хорошимъ мужикомъ, должностiю своею тяготился, и былъ правь, потому что жалованье еще не было назначено, а времени пропадало много. Сверхъ того съ крестьянами, привыкшими къ слабому управленiю, ладить могъ не всякiй, въ Петровскомъ же было до пятидесяти дворовъ, и старшинамъ остальныхъ деревень жилось не въ примеръ легче. Власъ Васильевъ, величественнейшаго вида старикъ, принадлежалъ къ числу особъ, о которыхъ говорятъ: добръ какъ курица. Съ лица онъ гляделъ строго и мрачно, напоминая иногда Мазепу, иногда Іоанна Грознаго; почему Мазепу? почему Грознаго?-- не умею сказать, ихъ портретовъ я не знаю, но память о сихъ историческихъ герояхъ для меня неразлучна съ лицомъ Власа Васильева. При такомъ грозномъ лице, Власъ обладалъ безпредельною добротой, и происходившею отъ нея большою популярностью. Вкусы его были буколическiе и бабьи: въ свободные дни онъ любилъ ходить за грибами и удить рыбу. Онъ считался великимъ богачомъ, и кроме звонкой монеты въ сундукахъ, имелъ ежегодную пенсiю отъ одного купеческаго семейства, въ которомъ выслужилъ двадцать летъ безукоризненно. Единственною слабою стороною Власа, могли назваться его гулянки, происходившiя два раза въ годъ (на Рождестве и въ храмовой праздникъ), длившiяся по неделе и весьма раззорительныя. Въ эту торжественную пору, домъ его открывался для позванныхъ и званныхъ; еды и питья истреблялось безмерное количество; самъ же Власъ лежалъ мертвецки пьяный, но горе сыновьямъ и невесткамъ, если они, понадеясь на хмель старика, скупились на кушанье и пиво, или неласково встречали вновь явившагося гостя! Иногда на седьмой, иногда на десятый, иногда на двенадцатый день гульбы, съ старикомъ делалось что-то чудное. Проснувшись, онъ брался за стаканъ вина, выплевывалъ его съ отвращенiемъ и делался золъ какъ тигръ бенгальскiй. Опытные гости тутъ же убегали, не докончивъ начатаго ведерка съ пивомъ; неопытныхъ или назойливыхъ старикъ билъ кулаками и чемъ попало, а потомъ съ позоромъ выталкивалъ на улицу. Правда, что и гости последнихъ дней отчасти стоили своей печальной участи: после ихъ исчезновенiя въ доме не оказывалось полотенцевъ, топора, а иногда и более ценной рухляди. Разсправившись съ гуляками, Власъ приказывалъ топить баню; выскочивъ изъ нея, долго вытягивался на снегу, и, освежившись такимъ образомъ, снова обращался въ тихаго, благолепнаго, кроткаго старца, неспособнаго обидеть муху.
Но всемъ работамъ и порученiямъ, онъ оказывался не въ примеръ исправнее прикащика Михайлы, оставленнаго за штатомъ. Онъ не былъ способенъ на суровость, даже брань, ибо помянуть имя чорта считалъ грехомъ великимъ, но его богатство, честная жизнь и гостепрiимство давали Власу авторитетъ, котораго не признавали лишь отъявленные негодяи.
-- Записка отъ Владимiра Матвеича, сказалъ сельскiй старшина, подавая мне бумажку.
"Любезный другъ, такъ писалъ посредникъ, по моему крайнему разуменiю, при размере оброка вашихъ крестьянъ, самый щекотливый филантропъ не возстанетъ противъ шести дней смешанной повинности, вамъ следующей. Будьте же спокойны; я далъ старосте особенный письменный приказъ, а такъ какъ мне надо побывать у васъ по соседству, то я самъ загляну къ вамъ утромъ или къ обеду. В. М."
-- Ну, сказалъ я нашимъ сельскимъ сановникамъ; - могли бы вы и не будить меня съ этою запиской.
-- Дело не въ записке, батюшка Сергей Ильичъ, отвечалъ Власъ Васильевъ. - Мы пришли за приказанiемъ; оброчники не хотятъ ехать въ поле.
-- Какъ такъ? а бумага посредника?
-- Къ бумаге и придрался этотъ окоянный Кондратiй, возразилъ староста. - Всему мiру насказалъ, что бумага облыжная.
-- Бумага облыжная! Что за чертовщина?
-- Говоритъ, глядите ребята; все на листе писано одною рукой, а подпись другая. Вызвалъ грамотныхъ, поглядели и говорили - точно разныя руки.
И старшина вынулъ листъ изъ-за пазухи. Владимiръ Матвеичъ, безъ сомненiя, продиктовалъ приказъ писарю, и подписалъ его, нисколько не думая, что посланiе его подвергнется такому толкованiю.
-- Да ведь ты же самъ, сказалъ я старшине. - взялъ бумагу отъ Владимiра Матвеича.
-- Самъ взялъ.
-- Станетъ ли онъ сочинять облыжныя бумаги?
-- Не станетъ, ужь это какъ Богъ святъ!
-- Такъ какъ же не растолковалъ ты крестьянамъ...
-- Батюшка Сергей Ильичъ, вступилъ въ разговоръ Власъ Васильевъ;-- тутъ растолковывать нечего. Вчера ты далъ покуражиться Кондрашке Егорову, а сегодня тридцать горлановъ хотятъ надъ тобой куражиться. Спустить сегодня, такъ и барщина разойдется; да и какъ съ нея работу требовать, когда оброчникамъ дана льгота? Ты знаешь, что я мужика не тесню и зла ему не делалъ, а тутъ мямлить нечего, вели заложить телегу, да отошли Кондрашку къ исправнику.
-- Что къ исправнику? перебилъ сельскiй старшина. - Къ посреднику ближе. Владимiръ Матвеичъ смиренъ, а прикрутитъ лучше твоего исправника.
-- А пуще всего, батюшка, продолжалъ староста Власъ: - избавь ты и меня, и мiръ, и сельскаго старшину отъ этого Егорова Кондратья. Мы отъ тебя не выйдемъ, пока ты не велишь намъ его связать и отправить куда ужь тамъ придется.
Какъ ни нужно было поскорее условиться насчетъ неповиновенiя оброчниковъ, но оградить молодого и неосторожнаго крикуна отъ совершенной погибели мне казалось нужнее. Для меня вся потеря ограничилась бы несколькими сотнями рублей на наемъ рабочихъ, даже предполагая, что оброчники не образумятся; Кондратiя же его азартный поступокъ велъ къ уголовному наказанiю. Съ помощiю Положенiя и законовъ, я пытался передать Власу и старшине всю жестокость ихъ просьбы, но они понимали дело и безъ толкованiя: безжалостность этихъ двухъ людей, можетъ быть самыхъ разумныхъ во всемъ селе, меня поразила. - Знаемъ, что ему придется круто, сказали Власъ и старшина, ни мало не заминаясь: да будетъ хуже, если изъ-за него на вотчину полицiя наедетъ! Мне живо припомнилась другая исторiя, случившаяся года за три, исторiя тоже замечательная по безжалостности, не однихъ сельскихъ властей, но всего мiра. Больного и почти слепого бобыля, Антона Семенова, соседи заподозрили въ корчемстве и уличили: известно, какiя беды влечетъ за собой для целаго селенiя корчемство, еслибъ его какъ нибудь пронюхало винное начальство. Мiръ собрался, и положилъ, отобрать избу и огородъ Антона, его же выгнать на большую дорогу и не пускать въ село на вечное время. Не безъ большихъ хлопотъ удалось старосте Власу устроить это дело и снасти провинившагося отъ шатанья по мiру.
Видя, что все мои доводы во поводу Кондратiя Егорова возбуждаютъ лишь одно презренiе въ старшине и Власе, я решительно объявилъ, что до прiезда посредника не намеренъ принимать никакихъ меръ, строгихъ или не строгихъ. "Отъ одного утра мы еще не пропадемъ, сказалъ я. Если толки не кончены, то прочитайте оброчникамъ записку Владимiра Матвеича на мое имя: узнавъ, что онъ самъ будетъ на месте, они можетъ быть поберегутся. А затемъ ступайте съ Богомъ и оставьте дело до его прiезда."
Старики ушли, взявъ записку съ ворчаньемъ и неудовольствiемъ, а я остался одинъ, въ самомъ дрянномъ и тревожномъ состоянiи духа. "Лучше бы мне растерять весь дохода, за годъ, или продать именiе за безценокъ, думалъ я, нежели попасть въ такую яму! Вотъ тебе и добрый советъ - не давать льготъ ничтожныхъ. О моихъ хорошихъ намеренiяхъ насчетъ составленiя грамоты никто не знаетъ, а изъ-за мелкаго вопроса я въ необходимости или осрамиться въ конецъ, или поднять скверное дело по случаю общаго неповиновенiя. Легко быть общимъ благодетелемъ, сидя у себя въ кабинете, но тамъ, где слабость клонитъ къ неустройству, и ограждая одною, ведетъ къ бедствiю для многихъ, имею ли я право ограждать виноватаго? Не обязанъ ли я, но смыслу самого Положенiя, предоставить все дело его законному ходу, темъ более, что законъ самъ выгораживаетъ меня отъ всякой роли при столкновенiяхъ, подобныхъ сегодняшнему?" Последнее соображенiе сильно меня искушало, но я ему не поддался. Кроме того, что после вчерашняго дня я былъ совестью моею обязанъ не принимать никакихъ меръ во вредъ Егорову, какой-то внутреннiй голосъ говорилъ мне, что молодого питерскаго бахвала нельзя смешивать съ людьми злонамеренными, желающими безпорядка и подстрекающими другихъ на безпорядокъ. Въ такихъ размышленiяхъ проходило для меня утро, можетъ быть самое скверное въ моей жизни. Посредника я ждалъ съ нетерпенiемъ и между темъ боялеи его прибытiя. Я зналъ, что Матвеевъ, какъ человекъ закона и человекъ дела, питалъ порядочное презренiе къ нравственнымъ дилеммамъ и общимъ соображенiямъ, къ которымъ такъ наклоненъ человекъ и я не посоветовалъ бы ни самому могущественному, ни самому беззащитному изъ людей назвать одну строку его руки облыжною. Припомнивъ это, я сообразилъ, что Власъ и сельскiй старшина, при появленiи Матвеева у околицы, не преминуть передать ему приключенiя утра. Надо было предупредить ихъ усердiе я велелъ седлать лошадь, чтобы ехать навстречу посреднику.
Когда я выходилъ на крыльцо и готовился сесть на лошадь, по дороге, ведущей къ паровому полю и скотному двору, быстро проехало большое количество народа вг двуколесныхъ телегахъ. Вследъ за темъ у воротъ показались староста Власъ и сельскiй старшина съ лицами прояснившимися.
-- Выехали, батюшка, сказалъ Власъ Васильевъ, возвращая мне записочку посредника: - чуть узнали, что будетъ сюда Владимiръ Матвеичъ, присмирели мигомъ.
-- Вотъ видите, сказалъ я, стараясь казаться равнодушнымъ: - и безъ крутыхъ меръ можно поправлять дело.
-- Ужь это, батюшка, тебе лучше известно, отвечалъ Власъ, какъ отвечаютъ взрослые люди разсуждающему ребенку, и, оборотясь къ сельскому старшине, прибавилъ: - смотри же, Павелъ Еремеичъ, не прозевай у околицы. Мне пора въ поле, а ты гляди въ оба.
Ясно было, что ни Власъ, ни старшина не оставили своихъ намеренiй насчетъ Кондратiя, и что Матвеевъ у околицы будетъ встреченъ разсказомъ о происшествiяхъ утра, съ ихъ точки зренiя. Надо было спешить. Я тронулъ лошадь, и, чтобы не подать подозренiя нашимъ сановникамъ, выехалъ на дорогу окольною тропинкой. Мне было очень стыдно. Я сознавалъ, что нахожусь въ положенiи школьника и ругалъ себя съ такимъ самообличенiемъ, что стоилъ лавроваго венца отъ всехъ любителей этого, будто бы но преимуществу русскаго качества. "Терпи, терпи, говорилъ я самъ себе. Все это тобой подготовлено и заслужено, господинъ добрый помещикъ. Ты правилъ именiемъ такъ умно, и столько летъ такъ заботился объ его положенiи! Ты такъ умелъ сблизиться съ своими крестьянами, что они глядятъ на тебя какъ на юродиваго. Ты прiобрелъ себе такое уваженiе, что вынужденъ прятаться отъ старосты и забегать раньше его къ посреднику. При первомъ замешательстве въ порядке работъ, тебе пришлось запереться въ доме, чтобы твое присутствiе не наделало еще худшей путаницы! Хорошее начало; господинъ благонамеренный землевладелецъ. Тьфу, какая гадость, какой поганый плодъ лености и неуменья! Всякiй сапожникъ, твердо владеющiй шиломъ, и счастливей и почтеннее меня въ эту минуту."
-- Что съ вами, Сергей Ильичъ, что у васъ за меланхолическая посадка? раздался возле меня знакомый голосъ.
Владимiръ Матвеевичъ хорошо увиделъ, что я чемъ-то сконфуженъ и недоволенъ. Онъ предложилъ мне пройдтись немного пешкомъ, бричке велелъ ехать за нами, а лошадь мою поручилъ писарю. Я разсказалъ посреднику событiя последнихъ двухъ дней, не утаивши даже того, что скрываюсь отъ Власа Васильева и обманулъ бдительность Павла Еремеева, ждущаго у околицы. Зная вспыльчивость Владимiра Матвеевича, я позволилъ себе лишь одно: придать исторiи наиболее комическiй характеръ, хотя мне было совсемъ не до смеха. Заключилъ я, впрочемъ, серiознымъ моимъ решенiемъ стоять противъ всякихъ меръ строгости въ именiи, во-первыхъ, потому что и безъ нихъ до сей поры мы жили, а во-вторыхъ, но4 тому что въ распущенности бывшихъ моихъ крестьянъ я самъ первый виновникъ, и по всемъ законамъ разума долженъ быть и ответчикомъ.
-- Оно не совсемъ идетъ къ делу, спокойно отвечалъ посредникъ. - Предположите вспышку серiознаго неповиновенiя, и тогда ни съ вашею ответственностью, ни съ законами разума не уйдешь отъ закона необходимости. Къ счастiю, дело кажется мне не важнымъ, за Кондратiемъ же Егоровымъ я конечно буду следить строго, хотя не считаю его ни злонамереннымъ, ни опаснымъ.
Мне было прiятно слышать, что мой взглядъ, совершенно инстинктивный и не основанный ни на чемъ, совпадалъ со взглядомъ такого опытнаго человека. Мы сели въ бричку и направились въ Петровское.
-- Вашъ Кондратiй, говорилъ мне дорогою Владимiръ Матвеевичъ: - человекъ петербургскiй и пришлый. Я его немного знаю, да наконецъ его проделка съ моею бумагой показываетъ въ немъ человека чужого. Вы вероятно замечали странное обстоятельство - крестьянинъ нашего края охотно ведетъ дела съ Петербургомъ, но къ самому городу имеетъ какое-то презренiе. О Москве онъ всегда отзывается хорошо, о Питере - съ вечною насмешкой. Человекъ петербургскiй въ нашемъ крае можетъ распустить скверный слухъ, получить временное влiянiе на мужика, только ни въ чемъ дельномъ мужикъ ему не поддастся. Въ несколько дней онъ выдохнется и на него плюнутъ, а если онъ захочетъ ломаться, то пожалуй и вздуютъ, чтобы не зазнавался. Даю вамъ слово две недели не заниматься Кондратьемъ Егоровымъ, вы увидите надолго ли его станетъ.
Я радостно перевелъ духъ; самая щекотливая часть дела была решена хорошо, или по крайней мере отсрочена.
-- Однако, сказалъ онъ: - не хорошо будетъ, если и вы станете убиваться изъ-за всякой маленькой исторiйки по именiю. Въ какiе нибудь три дня вы изменились и побледнели. Развлекитесь немного, побывайте у соседей, повидайтесь съ друзьями, поглядите какъ и другiе хлопочутъ. Распределите сегодня работы дня на три, а я все это время долженъ разъезжать въ околодке, стало быть и у васъ буду разъ-другой, взгляну на работы. Теперь дело пойдетъ, насколько идти можетъ, а вы не надсаживайтесь,-- великимъ хозяиномъ все-таки не будете.
Мы уже подъезжали къ дому.
-- Не знаю какъ и благодарить васъ, дорогой другъ, отвечалъ я, пожимая руку посреднику. - Вы меня ободрили и успокоили, а надо признаться, день начался для меня крайне скверно.
-- За то кончится отлично, улыбаясь ответилъ Матвеевъ, и указалъ мне на небольшую, но пузатую голубую карету, которая отъехала отъ крыльца, и пустая, направилась къ конюшнямъ. - Или видъ этой колесницы ничего не говоритъ вашему сердцу?
-- Это делаетъ вамъ честь, вы знаете законы дружбы, сказалъ посредникъ, сбрасывая пальто въ передней.
-- Только наша добрая прiятельница сегодня не въ духе: я слышу гневные раскаты ея голоса.
И мы весело вошли въ гостинную...
На этомъ месте я прiостанавливаю мой разсказъ, чтобы докончить исторiю оратора Кондратiя Егорова, исторiю, вполне оправдавшую зоркость нашего посредника. Прошло дней десять после спора нашего о смешанной повинности. Я сделалъ кой-какiя поездки и вернулся домой. Работы въ это время шли вяло, но безостановочно; крестьяне выезжали въ поле исправно, только трудились такъ, что я решился уменьшить запашку на третью долю. Ни споровъ, ни сходовъ не происходило, и Кондратiя виделъ я раза два или три, въ поле или на улице; сельскiй старшина и староста Власъ продолжали на него хмуриться; со мною спорить было не о чемъ, но по словамъ этихъ сановниковъ, Егоровъ на всякомъ совещанiи по каждому мiрскому делу, ругался съ стариками, въ семье своей со всеми ссорился, подбивалъ молодыхъ, только что оженившихся парней выделяться изъ семей, все-таки пользовался въ деревне очень большимъ влiянiемъ.
Какъ-то въ начале iюля месяца, передъ обедомъ, вернувшись съ прогулки, я засталъ въ доме великую суматоху. Сестра, съ давнихъ поръ имевшая большую медицинскую практику во всей окрестности, пробежала мимо меня со стклянкою, полною какою-то бурдой противнаго вида. "Арнику, скорее отыщи арнику," дорогою закричала она встретившейся горничной, а у горничной тоже красовалась въ рукахъ банка съ летучею мазью. Въ довершенiе дурныхъ симптомовъ, по двору важно прошелъ фельдшеръ села Петровскаго, мужъ, исполненный безпредельнаго самодовольствiя, но до того отупевшiй отъ прожорства и лежанья на боку, что его появленiе съ рожковымъ ящикомъ вызывалось только какою-нибудь крайнею необходимостью. Догадавшись, что кто-нибудь изъ домашнихъ или крестьянъ занемогъ опасно, я прошелъ въ большую комнату, возле кухни, служившую сестре какъ бы прiемною камерой для медицинскихъ консультацiй. Въ комнате этой находилась сама Вера, да сверхъ того горничныя со стклянками, плачущiя бабы и несколько крестьянъ, заметно сконфуженныхъ. Возле окна, на лавке, лежалъ человекъ съ распухшимъ лицомъ, разбитымъ носомъ и глазами, едва-едва раскрывавшимися. Онъ тяжело переводилъ духъ, но не стоналъ и не произносилъ никакихъ жалобъ, обычныхъ простымъ людямъ при внезапной болезни. Черты его были такъ обезображены, что только по красивымъ белокурымъ кудрямъ, могъ узнать я въ бедняке бойкаго Кондратiя Егорова.
старосты и кой-какихъ должностныхъ лицъ. Старики сперва назвали сумму до того ничтожную, что за нее не нанялся бы мальчишка къ пастуху въ помощники. Кондратiй Егоровъ, имевшiй поводъ не любить сельскаго старшину, не смотря на это, сталъ говорить о необходимости содержанiя порядочнаго, сообразно величине села и трудной должности. Онъ былъ совершенно правъ, но уже быстро проходилъ перiодъ его кратковременнаго влiянiя на советъ общiй. Его не послушались, онъ вспылилъ и сталъ говорить старикамъ обидныя слова, звать ихъ кукушками, жидами, сколдырниками. Дядя Кондратiя, старикъ летъ восьмидесяти, подошелъ къ нему и на него прикрикнулъ; онъ сказалъ дяде крепкое словцо и толкнулъ его въ грудь такъ, что тотъ едва на ногахъ удержался. Этого было довольно,-- весь запасъ накопившагося въ мiре раздраженiя, прорвался наружу; къ нему присоединилась и зависть молодыхъ парней; и, можетъ быть, ревнивыя воспоминанiя о грешкахъ по любовной части. Кондратiя окружили и притиснули къ стене той самой родимой избы, въ которую онъ такъ недавно явился изъ города такимъ богатымъ, бойкимъ и самоувереннымъ. Онъ защищался какъ следуетъ молодому силачу, но нашлись бойцы сильнее, и самая сила защиты сделала потасовку задорнее. Къ счастью, на гвалтъ прибежалъ патрiархъ и крезъ села Петровскаго, Власъ Васильевъ; онъ уже засталъ что Егорова повалили на земь и били, сколько хотели.
Кондратiй Егоровъ прохворалъ дня четыре и оправился. Но ни влiянiе его, ни уваженiе къ нему крестьянъ не вернулись. Песня его была спета, мiръ получилъ къ нему отвращенiе. На беду изъ Питеръ нельзя было идти; меньшiй братъ занемогъ и при доме понадобился новый работникъ. Такъ кончилось общественное поприще Кондратiя, и никто бы не подумалъ, видя его, въ конце лета, постоянно одинокимъ и удаляющимся отъ всякой собравшейся кучки соседей,-- что этотъ человекъ первенствовалъ на сходкахъ и когда-то возбуждалъ опасенiе въ сельскихъ властяхъ.