V.
Мы не беремся решать, были ли правы Локтевъ и его прiятели относительно отношенiй Марьи Александровны Тальгофъ фонъ Штромменбергъ къ ротмистру Григорiю Михайловичу Доляновичу. Светъ имеетъ свои обычаи и кодексы, свои остракизмы и индульгенцiи, въ которыхъ мы разумеемъ весьма немного. Можетъ быть, Мери, благодаря своему свободному положенiю, была когда-нибудь близка къ красивому молодому человеку; можетъ быть, светъ ошибался такъ, какъ онъ часто ошибается въ подобныхъ случаяхъ, для насъ ясно только одно: не Доляновичъ пробудилъ въ Марье Александровне, за этотъ вечеръ, то завидное волненiе, которое однакоже онъ имелъ основанiе принять на свой собственный счетъ. Доляновичъ, почти постоянно проживавшiй въ Петербурге, занимавшiйся долгое время не столько службою, сколько граненiемъ мостовой и всякаго рода увеселенiями, открыто сознавался въ томъ, что отчаянно влюбленъ въ Марью Александровну: далее не шли его сознанiя. Въ свою очередь, и молодая женщина слишкомъ хорошо знала о чувствахъ Доляновича. Григорiй Михайловичъ не имелъ еще двадцати-четырехъ летъ, однакоже онъ никакъ не принадлежалъ къ разряду юношей, которыхъ прилично ласкать лишь передъ большими вечерами, для пробужденiя въ нихъ танцовальной неукротимости. Его звали un jeune homme acompli, и не понапрасну. Онъ былъ даже слишкомъ совершенъ, и находились люди, утверждавшiе, что Доляновичъ погибаетъ отъ изобилiя достоинствъ. Молодой человекъ былъ воспитанъ и выдержанъ превосходно, по-крайней-мере въ блестящемъ и артистическомъ смысле воспитанiя. Онъ былъ хорошъ собой и уменъ, умелъ оказываться везде полезнымъ, везде любезнымъ, везде необходимымъ. Запасъ маленькихъ талантовъ, которыми обладалъ Доляновичъ, могъ бы украсить собой десять вашихъ молодыхъ людей, къ сожаленiю не обладающихъ почти никакими талантами. Онъ рисовалъ портреты и каррикатуры, пелъ и импровизировалъ на фортепьяно, игралъ на домашнемъ театре съ редкимъ искусствомъ, могъ судить о картинахъ и даже о книгахъ, зналъ несколько языковъ. За границей онъ былъ полгода и въ эти полгода успелъ объездить всю Европу, кроме Испанiи и Турцiи; въ действующей армiи онъ провелъ две недели съ какимъ-то порученiемъ, но дрался, былъ раненъ и получилъ награду. Въ Севастополе провелъ онъ всего одинъ день, а разсказывать о Севастополе могъ двое сутокъ сряду, ничего не прибавляя и только искусно группируя все имъ подсмотренное, и въ особенности слышанное. Было еще одно обстоятельство, въ следствiе котораго Григорiй Михайловичъ, юноша рода не очень знатнаго и состоянiя вовсе не огромнаго, былъ принятъ въ лучшемъ кругу столицы и известенъ въ лицо каждому ея жителю. Какъ и Ноздревъ, онъ былъ достоинъ зваться человекомъ историческимъ, ибо имелъ въ свою жизнь две или три исторiи, изъ которыхъ всегда отлично выпутывался. Исторiи, про которыя говоримъ мы, могли пригодиться въ любой романъ - тутъ было все: и пылкая молодость, и необузданность страстей, и какая-нибудь чужая жена, а затемъ Кавказъ, примерная служба, прощенiе и возвращенiе въ Петербургъ посреди лучей славы. Услыхавши одну изъ исторiй въ такомъ роде, Марья Александровна отличила Доляновича передъ другой молодежью, стала встречаться съ нимъ часто и охотно, не изменила своихъ къ нему отношенiй даже и тогда, когда болтуны стали выводить невыгодныя для нея заключенiя и лишиться невозмутимому спокойствiю ея мужа.
Въ ночь своего прибытiя водъ средневековую кровлю замка Штромменберга, Доляновичъ былъ живее, чемъ когда-либо. Всюду привыкшiй къ первымъ ролямъ, онъ тотчасъ же перезнакомился съ молодежью, склонилъ всехъ танцовать до разсвета, съ Марьей Александровной на первыхъ порахъ говорилъ весьма немного, и только черезъ полчаса или черезъ часъ, подсевшiй къ ней безъ особливой поспешности, засыпалъ хозяйку самыми веселыми речами, шутками и разсказами. Марья Александровна очень хорошо звала причину, отъ которой такъ радуется юноша, и - странное дело! эта радость ее сердила, волновала до глубины души, поселяла въ ней какое-то тяжкое отвращенiе. Ответы ея мало-по-малу делались насмешливыми, но ея насмешливость только еще более оживляла гостя.
- Вы ждете отъ меня похвалъ замку вашему,-- между прочимъ говорилъ Доляновичъ. Оне вамъ надоели, а вы однако ихъ ждете. Замокъ вашъ очень хорошъ,-- для нашего климата. Въ хорошемъ голландскомъ домике более картинъ и тонкой старины, нежели во всей вашей крепости. Все-таки перевезите ее въ Петербургъ, со стенами и съ воротами. Перевезите ее затемъ, чтобъ хорошенько огорчить лучшихъ прiятельницъ вашихъ.
- Зато вы далеки отъ огорченiя,-- разсеянно сказала Марья Александровна: васъ нельзя узнать въ этотъ вечеръ,-- вы счастливы, какъ будто после военной победы.
- Оттого-то мне и тяжело видеть, что у васъ не веселятся какъ следуетъ. Такъ ли надобно вести себя людямъ, поселившимся въ замке, который завтра можетъ разрушиться отъ старости? Отчего эти господа не оденутся рыцарями? почему вы не придумаете какого нибудь турнира? Дайте мне carte blanche, Марья Александровна. Я хочу быть церемонимейстеромъ, распорядителемъ здешнихъ увеселенiй. Даете ли вы мне разрешенiе?
- Пожалуй, если вы не соскучитесь и не уедете завтра.
- Я никогда не уеду,-- мне дано порученiе въ этой губернiи. Я чувствую потребность веселиться, какъ сумасшедшiй; у васъ есть павильонъ во французскомъ вкусе, объ этомъ мне уже сказано. Завтра вы даете балъ въ костюмахъ, въ этомъ павильоне. Я перерою старый гардеробъ замка. Завтра мы все будемъ аббатами и маркизами.
- Это трудныя роли для вашего времени, заметила хозяйка.
- Что же делать? чемъ смешней мы явимся, темъ более можно смеяться. После завтра живыя картины. Потомъ домашнiй театръ и пiеса изъ рыцарской жизни.
- Кто составитъ пiесу?
- Я берусь и ручаюсь за ея безпредельную глупость.
- Откуда взять декорацiи?
- Я ихъ вамъ изготовлю въ два дня. Я буду ставить живыя картины. Я составлю концертъ после картинъ, и если хотите, буду петь и танцовать въ этомъ концертъ.
- Доляновичъ, улыбнувшись сказала хозяйка: - вы забыли, что я вамъ советовала скрывать хотя часть вашихъ талантовъ.
- Въ этотъ вечеръ я способенъ забыть многое.... A для чего же вы, въ самомъ деле, приказывали мне скрывать мои слабыя совершенства?
- Богъ знаетъ,-- отвечала хозяйка, думая со всемъ о другомъ: есть что-то непонятное въ людяхъ, которые всемъ нравятся съ перваго раза.
- Я не желаю никому нравиться, возразилъ молодой человекъ, по своему объясняя сухость хозяйки. Я только хочу веселиться, потому что слишкомъ долго спалъ подъ открытымъ небомъ, и виделъ суроваго непрiятеля. Правду сказать, я всегда спалъ на чистой квартире и съ непрiятелемъ сходился лишь одинъ разъ, но ужь оно такъ говорится, при торжественныхъ случаяхъ. И такъ, Марья Александровна, вы мне позволяете поставить кверху дномъ вашъ замокъ?
- И вамъ самимъ я не дамъ минуты отдыха.
- Едва ли это вамъ удастся, заметила Марья Александровна, и отошла къ дамамъ. Доляновичъ на минуту заговорился съ Александромъ Филипповичемъ Озерскимъ про петербургскiя новости; когда генералъ отошелъ отъ него, хозяйки заика уже не было въ зале.
- Это удивительно! подумалъ молодой человекъ, обходя комнату за комнатой, весело перебрасываясь разговорами съ новыми и старыми знакомцами, а между темъ ловко высматривая все углы дома, заглядывая во все стороны, где лишь мелькало какое-нибудь женское платье. Марьи Александровны нигде не было; по хлопотамъ кузины Ольги Федоровны значилось, что настоящей хозяйки долго не будетъ съ гостями. Доляновичъ вышелъ въ садъ, на террасу, къ берегу Альбаха: все понапрасну.
- Она не хочетъ простить мне нечаянной встречи, сказалъ онъ съ досадою. Ночь была чудно хороша, и хоть кого могла расположить къ отчаянной предпрiимчивости. Влюбленный сорванецъ вернулся въ замокъ, чтобъ на всякой случай ознакомиться съ расположенiемъ всехъ комнатъ, но экспедицiя его была прервана появленiемъ графа и Осипа Карловича, которые, поймавъ юношу на галлерее, увели его въ залу, где уже готовился ужинъ на маленькихъ столикахъ. Старики и самъ Павелъ Антоновичъ, по деревенской вольности, не дожидаясь дамъ, занимались существенной частью пира. Хозяинъ замка подвелъ молодаго человека къ старшимъ своимъ собеседникамъ, налилъ себе и ему вина въ древнiй кубокъ съ гербами, и затемъ предложилъ тостъ за все храброе русское войско, котораго Доляновичъ былъ на этотъ разъ блестящимъ представителемъ.
Все встали со стульевъ, взаимное приветствiе произошло съ торжествомъ, приличнымъ случаю, за параднымъ тостомъ пошли другiе, более безцеремонные. - "Мне надо приласкать этого толстяка, cultivez le mari, c'est l'essentiel," подумалъ Григорiй Михайловичъ и уселся около Павла Антоновича. Не известно, какимъ образомъ Доляновичъ обошелъ своего хозяина, но краткiй ихъ разговоръ не былъ напрасенъ для молодаго человека. Черезъ две минуты влюбленный юноша уже зналъ, что Марья Александровна никогда не ужинаетъ, по причинъ своего леченiя, выходитъ къ гостямъ лишь на короткое время, а главное, что она живетъ прихотливой пустынницей въ отдельномъ павильоне на право, среди отдельнаго садика, куда почти никто не ходитъ, чтобъ не потревожить ея прогулокъ.
- Ей необходимо уединенiе, ей очень полезно уединенiе, другъ мой, говорилъ Павелъ Антоновичъ, въ заключенiе доставляемыхъ сведенiй.
- Да, да, мы все любимъ уединенiе, отвечалъ Доляновичъ, кусая губы. Однако, Dieu me pardonne, кто-то изъ вашихъ гостей говоритъ мне целую речь, а мысъ вами ее не слушаемъ.
Въ самомъ деле Осипъ Карловичъ Тальгофъ, на котораго въ тотъ день пришла какая-то лингвистическая лихорадка, говорилъ Доляновичу приветствiе на латинскомъ языке, прерываемое шумными одобренiями слушателей. Молодой офицеръ, отодвинувшись отъ хозяина, почтительно выслушалъ приветствiе, пощипывая левый усъ и какъ будто задумываясь объ ответе. И вдругъ, едва ораторъ кончилъ слово съ должнымъ поклономъ, Доляновичгь, въ свою очередь, сталъ говорить безъ запинки. Онъ зналъ тридцать два слова по-латыни и расположилъ ихъ какъ нельзя исуснее. Бывшiе ученики Тальгофа навострили уши, вне себя отъ удивленiя. Речь, конечно, длилась не долго, но кончилась блистательнымъ оборотомъ. Доляновичъ упомянулъ про грозящiя войска союзниковъ, и, обратившись къ стороне дальняго моря, къ воображаемому непрiятелю, грозно повторилъ знаменитую фразу:
- Quosque tandem, abutere patientia nostra?
Тосты все повторялись и повторялись, а Доляновичъ все еще переходилъ изъ объятiй въ объятiя. Осипъ Карловичъ сообщилъ, что молодой человекъ идетъ прямо по следамъ Фридриха Великаго; графъ Павелъ Антоновичъ конечно не преминулъ прослезиться по этому случаю. Григорiй Михайловичъ почувствовалъ, что не вырваться изъ этой компанiи добряковъ, что время идетъ по-напрасну, что ему средство выпутаться изъ утомительной беседы только одно: увлечь пирующихъ куда-нибудь изъ залы.
- Господа, сказалъ онъ имъ по-русски, не смотря на всю вашу глубокую мудрость, я позволю себе сделать вамъ одно замечанiе. Вы сели ужинать, не дождавшись дамъ, которыя жаждутъ вашего присутствiя. Вспомните былое время этого края, когда старые рыцари и светила учености оживляли кругъ красавицъ и присутствiемъ своимъ украшали праздники молодости. Музыка играетъ въ саду, ночь хороша какъ день, замокъ въ своихъ торжественныхъ огняхъ составляетъ целую картину. Не стыдно ли намъ сидеть за бутылками, какъ будто мы не годимся для романическихъ прогулокъ? Идемте все въ садъ, увлечемъ за собою дамъ и молодыхъ людей. Пусть кто можетъ, тотъ имъ пользуется, часомъ дорогимъ для влюбленныхъ, или весело глядитъ на другихъ, припоминая своя собственные подвиги въ былое время! И при этомъ Доляновичъ крепко хлопнулъ своей рукой по простертой къ нему длани самого хозяина. Предложенiе юноши было тотчасъ же принято. Старики пошли въ садъ, молодые люди последовали ихъ примеру; Доляновичу было легко отделиться отъ общей толпы въ какой-то аллее. Смелыми шагами выбежалъ онъ назадъ по льстнице, миновалъ рыцарскую залу и направился въ белую галлерею, ведущую къ павильону. Сердце его билось какъ при радостномъ сне, и въ самомъ деле, на поэтическую сонную грезу походила вся его окружающая обстановка. Галлерея была вся освещена, лампы начали гореть тускло, стены, украшенныя оружiемъ, глядели темнее около потолка, шаги Доляновича отдавались какъ-то звучно и торжественно. За галлереей шли комнаты, убранныя, какъ мы знаемъ, въ старомъ французскомъ стиле, комнаты въ цветахъ и золоте, съ портретами пудреныхъ красавицъ и картинами живо-мифологическаго содержанiя. И опять все было пуcто, даже прислуга вовсе не встречалась. При слабомъ вечернемъ освещенiи не было заметно, что великолепiе стараго павильона значительно потускнело отъ времени. Чемъ-то фантастическимъ веяло на Доляновича, онъ будто самъ испугался своей смелости. Онъ подошелъ къ окну той комнаты, где Мери заснула передъ каминомъ въ день своего прiезда. Окно выходило въ садъ, особый французскiй садъ павильона. И въ немъ все было тихо, онъ отделялся отъ общаго сада ручейкомъ и аллеями вековыхъ липъ. Деревья тихо покачивались и шелестили листьями, луна гляделась въ овальный бассейнъ съ группами нереидъ и тритоновъ. Это волшебный сонъ, подумалъ молодой человекъ, не имея силы отойти отъ окошка.
Въ это время белое платье мелькнуло въ саду у павильона, почти подъ самымъ окномъ, полукруглымъ, огромнымъ и широкимъ, начинавшимся почти у самаго пола комнаты. Голосъ Марьи Александровны долеталъ до ушей Доляновича.
- Дайте мне знать, когда пробьетъ двенадцать, говорила хозяйка кому-то изъ прислуги;-- я буду въ конце аллеи, у парка.
выхода въ садъ, понапрасну вторгался въ покои, отведенные разнымъ гостямъ, понапрасну нарушалъ сонъ прiезжихъ горничныхъ. Въ другое время ему показалось бы интереснымъ, и почти поэтическимъ, это шатанье на удалую, по пустому дому, съ его лабиринтомъ полу-готическихъ, полу-французскихъ комнатъ, но въ настоящiй вечеръ Григорiю Михайловичу хотелось другихъ ощущенiй. Онъ кончилъ темъ, что вышелъ въ садъ черезъ главную лестницу; между зеленью и подъ открытымъ небомъ ему вздохнулось свободнее, а зоркiй взглядъ молодаго человека, только окинувши весь корпусъ замка, рисующiйся между деревьями, тотчасъ же выискалъ кратчайшiй путь къ французскому саду. Длинная аллея вековыхъ липъ, начинавшаяся далеко вправо, была, безъ сомненiя, та самая, на конце которой хотела быть Мери. Отважной своей поступью Доляновичъ отправился къ аллее, прыгая съ террасъ, ступая по влажной траве, втираясь между кустами, бегомъ пробираясь по мостикамъ, потому что на границъ парка, безконечными извивами, бежалъ какой-то глубокiй, хотя узенькiй ручеекъ, сливавшiйся съ Альбахомъ. Наконецъ цель похода была достигнута; аллея началась, Доляновичъ стоялъ передъ Марьей Александровной. По непринужденной свободе, съ которой онъ подошелъ къ хозяйке замка, по движенiю, съ которымъ онъ предложилъ ей свою руку, по некоторымъ словамъ, какими онъ выразилъ свою радость, можно было поручиться за одно изъ двухъ предположенiй: или болтуны въ роди Локтева были правы, или Доляновичъ могъ назваться человекомъ смелымъ до безумiя.
По движенiямъ и словамъ Марьи Александровны невозможно было ничего угадать, даже ничего выдумать. Она быстро оглянулась, когда возле нея послышалась чужая походка, раздался чужой голосъ. Потомъ на лице ея изобразилась какая-то насмешливость, не лишенная грусти. Она подняла голову и сказала Доляновичу:
- Вы опоздаете къ ужину. Не заблудитесь въ парке. Прощайте; моя прогулка кончена.
И перемолвивъ еще слова два съ юношей, она пошла къ стороне своего павильона, не торопясь, не показывая на лице своемъ ни удовольствiя, ни неудовольствiя. Доляновичъ не отсталъ, не смотря на то, что рука, имъ протянутая, не была принята; онъ какъ будто выжидалъ, что Марья Александровна сейчасъ броситъ на него взглядъ сколько нибудь ласковый; ласковаго взгляда не оказывалось, глаза хозяйки замка выражали одно утомленiе.
- Выслушайте меня, началъ Григорiй Михайловичъ, выслушайте меня, Марья Александровна. Я слишкомъ хорошо знаю, что съ женщинами не следуетъ беседовать противъ ихъ воли; но я знаю и то, что вы поступаете со мной слишкомъ жестоко. Вы не хотите даже говорить со мною, какъ это бывало въ прежнее время. Если вы сердитесь на меня, то даже не хотите съ откровенностью сказать объ этомъ, какъ бывало въ прежнее время. Вы будто убегаете отъ дружескаго разговора... такъ ли это прежде бывало между нами?...
Не смотря на веселый тонъ ея ответа, у молодой женщины на душе было грустнее, чемъ когда нибудь со дня ея прiезда въ замокъ. Она свернула съ большой аллеи и направила путь къ тому месту, где ручей, отделявшiй отъ парка ея уединенныя владенiя, весь исчезалъ между густыми массами кустовъ и старыхъ деревьевъ. Доляновичъ все следовалъ за ней, незаметно увлекаясь и врожденнымъ своимъ упрямствомъ, и красотой места. Речка, отделявшая молодыхъ людей отъ ленотровскаго сада и павильона, местами сверкала между кустовъ своей пеной, серебрившейся на месяце. Три террасы передъ главнымъ зданiемъ Штромменберга, обозначались тремя рядами фонарей, краснымъ, лиловымъ и зеленымъ, выше горели огни балкона, а подъ балкономъ въ смутныхъ массахъ обрисовывались корпусъ и башни замка.
людей, вамъ преданныхъ, играть этими людьми, и очень часто обманывать и себя вместе съ ними.
- Доляновичъ! холодно отвечала Мери: - неужели вы сами не видите, что все это очень скучно?
- Бросьте вашу шутливость, бросьте ее хоть изъ-за этой ночи и всего того, что у васъ передъ глазами, между темъ говорилъ Григорiй Михайловичъ. Чемъ могъ я не угодить вамъ - моимъ прибытiемъ въ замокъ, моимъ присутствiемъ при вашей прогулке? Или вы можете запретить мне думать о томъ, что мы оба молоды, или вы боитесь вашихъ петербургскихъ гостей съ здешними соседями? Мы съ вами живемъ не на Пескахъ, Марья Александровна. Неужели наше общественное положенiе, неужели примеръ свита не даетъ намъ некоторыхъ правъ и свободы въ отношенiи къ свету? Или посреди рыцарской старины, васъ теперь окружающей, вы желаете и меня вернуть къ временамъ слезливой нежности?... Вы хитрите передо мною, notre capricieuse châtelaine. 3a что вы насмешливы со мной, позвольте спросить васъ съ должной скромностью? За то ли, что я, можетъ быть, думалъ сделать вамъ некоторое удовольствiе моимъ прiездомъ? За то ли, что я явился въ вашу крепость нечаянно, никого не предуведомивъ о моемъ появленiи. За то ли...
ея сметливости. Свернувши съ главной аллеи и следуя по дорожкамъ около ручья, о которомъ говорилось выше, хозяйка замка дошла до единственнаго пункта сообщенiя между той частью сада, где происходилъ разговоръ, и ея любимой площадкой съ овальнымъ бассейномъ, у павильона. Ручей въ этомъ месте расширялся между довольно крутыми берегами, мостиковъ на немъ не было на довольно значительное пространство слева и справа. Марья Александровна спустилась къ самой воде и села на маленькую белую скамеечку, красиво установленную на какомъ-то беломъ плоту съ колоннами и украшенiями. Доляновичъ сталъ возле нея, на берегу, не догадываясь, что его ждетъ одно изъ глупейшихъ положенiй, по первой прихоти капризной хозяйки. Скамья и крошечный плотъ на самомъ ручье были ничто другое, какъ паромъ для кратчайшаго сообщенiя между павильономъ и паркомъ. Марье Александровне стоило сделать два движенiя рукою, чтобъ очутиться въ десяти шагахъ отъ бассейна, въ сотне шаговъ отъ своего летняго убежища. Доляновичъ, предавшись своему красноречiю, ничего не соображалъ и не догадывался; онъ не виделъ даже тонкой шелковой веревки, которая шла отъ плота на другой берегъ, протягиваясь надъ ручьемъ, пошевеливаясь и хлопая изредка по его поверхности, отчего на воде образовывались светлые круги съ змеистыми полосами. Въ голове молодаго человека ходилъ какой-то туманъ, искры прыгали передъ его глазами, онъ былъ действительно влюбленъ и смеяться надъ нимъ - казалось деломъ опаснымъ.
-- Доляновичъ, сказала Марья Александровна ласковымъ, но твердымъ голосомъ: подойдите сюда. Не облокачивайтесь на скамейку, не становитесь на плотъ, онъ поставленъ для меня одной, двоихъ онъ не сдержитъ. Я слушала васъ терпеливо, выслушайте и вы меня въ свою очередь. Вы совершенно правы, говоря о моей свободе въ отношенiи къ свету, вы очень ловко упомянули и о вашей независимости, и о вашихъ ко мне отношенiяхъ. Ни свобода отношенiй, ни дружескiя чувства не существуютъ безъ откровенности, а я хочу быть совершенно, вполне откровенна съ вами. Выслушайте меня терпеливо. Вы, подъ влiянiемъ страннаго заблужденiя, о которомъ говорить чемъ прямее, темъ лучше. Вамъ кажется, что сегодня вечеромъ, встретивши васъ, я едва не упада въ обморокъ отъ радости... признайтесь, что и теперь вы тоже думаете?
- Марья Александровна! перебилъ молодой человекъ хозяйку, - или вы оскорбляете меня, или вы безжалостны въ вашихъ шуткахъ. Si cette perpétuelle bouderie cache la bonté - elle la cache trop bien.
-- Вовсе нетъ, ответила владетельница замка: - и вы сами этого не думаете. Я ждала не васъ, и не васъ мучить кого-нибудь и кого бы то ни было обманывать невозможными надеждами. Но мне трудно будетъ сказать, кого я ждала вечеромъ, въ самую минуту вашего прiезда. Я ждала человека, который для меня умеръ, котораго, вероятно, не узнаю при свиданiи, который въ настоящую минуту для меня одинъ призракъ, одна греза, родившаяся въ этомъ уединенiи. Больше ничего я не могу сказать вамъ, потому что и сама ничего больше не знаю. Завтра, после завтра - когда-нибудь въ разговорахъ, я буду въ состоянiи толковее беседовать съ вами, вы съумеете понять меня, потому что и вы не одинъ разъ передавали мне исторiю своихъ ребячествъ и мечтанiй: до-техъ-поръ едва ли я скажу что-нибудь определительное, а теперь прошу васъ объ одномъ только. Не мешайте моему отдыху, для него я прiехала сюда, для него я бросила ту жизнь, которая слишкомъ долго меня изнуряла. Ваши чувства и ваши речи о прошломъ времени возбуждаютъ во мне одно нравственное утомленiе, а отъ него я должна спасать себя всеми средствами. Изъ-за нашего разговора я нарушила порядокъ моей деревенской жизни - безъ всякой радости для себя, да и для васъ также. Прощайте же, cher Доляновичъ, я ужь почти сплю. Идите въ замокъ. Живите у насъ, пока вамъ не надоестъ въ нашей крепости. Здесь никто никого не стесняетъ; я первая даю примеръ въ этомъ случае: видите, я иду спать - между темъ какъ ужинъ и танцы протянутся до разсвета.
И Марья Александровна дружески протянула руку своему спутнику. На первое мгновенiе Доляновичъ будто понялъ все, что ему было высказано: онъ нагнулся и тихо поцеловалъ руку, ему поданную. Но онъ замедлилъ выпустить ее изъ своихъ рукъ, онъ поцеловалъ ее еще разъ, еще разъ, десятки разъ, и забылся надъ этой рукой, какъ влюбленный мальчикъ. Молодая хозяйка должна была отдернуть руку и сказать съ отвращенiемъ: "Прощайте, Доляновичъ. Я говорила съ вами по напрасну."
- Марья Александровна, возразилъ молодой человекъ, видимо показывая намеренiе выбрать на скамье и для себя место: - вы шутите и хитрите со мною. Можетъ быть, я чемъ-нибудь заслужилъ это, но Бога ради, оставьте вашу отплату до завтра. Что вамъ стоитъ быть приветливой на пять минутъ, на пять минутъ поговорить со мной такъ же светло и ласково, какъ бывало прежде? Нельзя надо всемъ смеяться на свете. Есть пора, въ которую женщине не следуетъ быть одной, не хорошо быть одной въ мiре.
И въ эту торжественную минуту своей страсти, на половине неконченной мысли, Доляновичъ, прислонившiйся грудью къ баллюстраде; отделявшей скамейку и Марью Александровну отъ берега, пошатнулся всемъ корпусомъ, находилась на половинъ пути къ противоположному берегу; самъ Григорiй Михайловичъ, съ силой налегши на край плотика, сделалъ то, что давно хотела сделать сама хозяйка. На половине пути, Мери коснулась веревки, Доляновичъ на мгновенiе подумалъ, что она испугалась нечаяннаго отплытiя, что она хочетъ вернуться къ его берегу. Напрасная надежда! паромъ остановился у крутой дорожки того берега - хозяйка павильона слишкомъ хорошо знала все пути въ своихъ владенiяхъ. Между молодыми людьми не было и пятнадцати шаговъ, да эти пятнадцать шаговъ нужно было сделать вплавь - ручей гляделъ глухо и сердито: при всей своей решимости, самъ Доляновичъ не рискнулъ бы на подобную переправу.
Марья Александровна остановилась на берегу и оборотилась къ бедному своему спутнику. Прежняя безпредельная насмешливость выражалась на ея лице; отъ ея зоркаго глаза не скрылись смешные скачки, совершенные Доляновичемъ на краю речки въ минуту отплытiя парома. Онъ наказалъ себя самъ: его испугъ и досада имели видъ до крайности забавный.
- Идите влево, сказала ему хозяйка, кусая губы. Отъ большой тополи прямая дорога ведетъ къ замку.
- Я не пойду въ замокъ, отрывисто отвечалъ Доляновичъ. Я на часахъ передъ вашими владенiями. Я не хочу терять этой ночи; я не буду спать, ночь слишкомътепла и прекрасна.
не хорошо было разбудить въ бывшей невесте Владислава Сергеича.
На первую минуту, Доляновичъ почувствовалъ на душе что-то холодное и тоскливое; внутреннiй голосъ шепнулъ ему, что все было покончено между нимъ и обожаемою женщиною. Но детская самоуверенность взяла свое безъ большихъ усилiй. "Съ этой женщиной не зазеваешься и не соскучишься," сказалъ себе Григорiй Михайловичъ, "а все-таки любопытно узнать, долго ли станетъ она на меня дуться?"