VI.
Гулянье прошло безъ Лидiи Антоновны и танцы въ собранiи не украшались присутствiемъ кисловодской розы; одинъ только князь Давидъ встретилъ Оленинскаго въ главной аллее, пожалъ ему обе руки и со вздохомъ сообщилъ о плохомъ здоровьи своей супруги. Молодой человекъ счелъ себя обязаннымъ сделать новый визитъ на следующее утро, но его не приняли - княгиня спала, а князь купался. Наташа сообщила, однакоже, что барыня поправилась и непременно будетъ на бале къ вечеру. Совершенно успокоенный на счетъ Лиди, Александръ Алексеичъ все утро употребилъ на визиты и новыя знакомства.
Все дамы, съ которыми нашъ молодой прiятель танцовалъ въ прошлую ночь, были удостоены посещенiемъ, а сослуживецъ вызвавшiйся быть для Оленинскаго посредникомъ при знакомствахъ, даже выбился изъ силъ, водя его по горамъ и обрывамъ, въ домики, занятыя посетительницами. Въ двенадцать часовъ нашъ прiятель беседовалъ съ невестами, прибывшими въ Кисловодскъ изъ Архангельска, въ четверть перваго, его повели къ даме въ синихъ очкахъ, прiехавшей изъ Одессы, еще черезъ десять минутъ, онъ сиделъ въ гостиной беловласой курляндской баронессы, потомъ отправился къ супруге сибирскаго золотопромышленника, отобедалъ же въ семействе саратовскаго агронома, имевшаго семь дочерей, и по сказанiю сплетниковъ, семь сотъ тысячъ кодоваго дохода. Даже после обеда, Оленинскiй нашелъ случай завернуть къ московской даме писательнице, Анне Егоровне Крутильниковой, курившей турецкiй табакъ изъ кальяна и очень хорошо говорившей о томъ, что женщина есть высшiй организмъ, не всегда доступный пониманiю мущнны, говорившей такъ хорошо, что ея речи можно было записывать и тутъ же отсылать въ альманахи. Оленинскiй, поглядевъ на новую Коринну съ некоторымъ благоговенiемъ, далъ себе слово почаще наслаждаться ея беседами. Везде молодого человека полюбили, везде подшучивали надъ его старой дружбой къ Лидiе Антоновне Торхановской, а Александръ Алексеичь, повсюду встречая одни и теже намеки, сталъ принимать ихъ за нечто должное и неизбежное, хотя отчасти странное.
Передъ закатомъ солнца хоръ полковой музыки сталъ въ главной аллее, около грота и паркъ началъ наполняться народомъ. Прежде всего показались мущины, только что принявшiе вечернюю ванну, ихъ можно было узнать по посиневшимъ носамъ и одышке, временному следствiю купанья. Не смотря на синiй колоритъ носовъ, лица оживлялись веселiемъ, а шутки и болтовня раздавались повсюду. Филимонъ Петровичъ, только что прибывшiй изъ Есентуковъ, прыгнувшiй въ нардзанъ и съ дикимъ воплемъ выпрыгнувшiй даже изъ галлереи не только-что изъ бассейна - служилъ предметомъ добродушныхъ шутокъ. Оленинскiй тутъ же подружился съ Филимонъ Петровичемъ,-- отъ него же перешелъ къ Эфiопу то есть Голякову, умевшему высиживать въ нардзане до трехъ минутъ.... "То-то - заметилъ по этому случаю Барсуковъ - я слышалъ отчаянный ревъ въ соседней ванне - и точно, ревъ длился три минуты, ровно три". И съ Эфiопомъ Оленинскiй сошелся какъ нельзя лучше, но, услышавъ известiе о хладнокровномъ лейтенанте, высидевшемъ въ богатырской воде четверть часа, въ глубокомъ молчанiи,-- счелъ долгомъ представиться и этому безстрашному. Во время беседы, въ стороне купаленъ раздался вопль "грабятъ, режутъ!" - вся компанiя побежала туда и съ хохотомъ вытащила изъ воды толстаго помещика почти погибавшаго отъ холода....
Между темъ къ музыке прибыли дамы и пербургскiе гости, имеющiе привычку всегда и всюду опаздывать. Но въ Кисловодске и дамы и петербургскiе посетители ведутъ себя живее обыкновеннаго. Не зачемъ было устроинать кадрили, прiискивать себе визави, убеждать молодежь - танцы сами составились подъ наблюденiемъ веселаго стараго плясуна, называвшагося полковникомъ Эльбрусомъ по случаю своей совершенно седой головы. Почтенный Эльбрусъ всюду возилъ съ собой по Кавказу особенный коверъ для танцевъ, коверъ этотъ разослали на песчаной дорожке и началось отплясыванье, на которое и смотреть было радостно, особенно издали. Танцовали между прочимъ лица летъ съ пятнадцать какъ никогда не танцовавшiе. Филимонъ Петровичъ, тому три дня какъ полагавшiй, что для него все въ жизни кончено, переплеталъ своими тонкими ногами, улыбался немного мрачною улыбкою, на подобiе улыбокъ немецкаго танцмейстера, и даже молодецки закладывалъ руки въ карманы. Даже московская писательница, давно уже предпочитавшая танцамъ психологическiе споры, украшаемые бездной ученыхъ выраженiй провальсировала съ Оленинскимъ и чуть не уронила нашего прiятеля. "Должно быть я въ отряде разучился вальсировать" простодушно заметилъ Александръ Алексеевичъ, отъ души готовый обвинять самого себя за чужую неловкость.
Солнце село и заря начала померкать съ обычною быстротою; въ этотъ пленительный часъ посреди расплясавшейся публики появилась Лидiя Антоновна, въ летнемъ нежно-палевомъ платье и соломенной шляпке. Тихiй, лестный ропотъ приветствовалъ ея прибытiе, за новой гостьсю двигался князь Давидъ, въ щегольскомъ сюртучке и съ бадинкой въ рукахъ, галстухъ его былъ такъ туго повязанъ, что, по выраженiю Барсукова, наводилъ зрителя на мысль о самоубiйцахъ. Злоязычная Анна Крутильникова тутъ же заметила что рукамъ Торхановскаго хорошая дубина приличнее всякой тросточки,-- но ея замечанiе пропало напрасно. Оленинскiй, покинувъ усладительную беседу московской дамы направился къ супругамъ. Князь Давидъ весь сiялъ добродушiемъ, веселостью и любезностью. Онъ будто зналъ, что все посетители Кисловодска въ эту минуту глядятъ на него, Лиди и Оленинскаго съ напряженнымъ вниманiемъ. Поместившись между женою и другомъ ея детства, восточный человекъ взялъ ихъ руки, соединилъ ихъ руки такъ, какъ это делается при заключенiи водевилей, переделанныхъ съ французскаго, поставилъ красивую парочку на коверъ посреди танцующихъ, и сказавши несколько любезныхъ словъ, отошелъ къ стороне грота, будто говоря публике: "злитесь, завидуйте, сплетничайте, а я все таки буду сидеть спокойно и курить трубку". Трубку действительно подали и князь Давидъ, подобно Зевесу, поспешилъ скрыться въ двойномъ облаке.
И Оленинскiй и Лидiя Антоновна явились на балъ, имея въ своихъ головахъ нечто въ роде определеннаго плана. Княгиня хотела откровенно передать Александру Алексеичу свое положенiе, ознакомить его съ характеромъ князя, развить передъ нимъ исторiю долгой своей борьбы за себя и мужа, а наконецъ просить молодого человека быть съ нею какъ можно холоднее и осторожнее. Въ свою очередь Оленинскiй собирался не только допросить Лиди о причине слуховъ такъ невыгодныхъ для ея сожителя, но даже требовать отъ нея, во имя старой семейной прiязни, подробныхъ сведенiй о томъ, счастлива ли она въ супружестве. Онъ приготовлялся, пересказавши всю тревогу ея родителей въ Петербурге, умолять ее о прекращенiи тягостной неизвестности изустной или письменной исповедью. Въ танцахъ обо всемъ этомъ говорить было неудобно, темъ более что Лидiя Антоновна танцевала съ величайшимъ удовольствiемъ, кружилась и вертелась какъ уездная барышня, отпущенная на балъ после долгаго заточенiя. Въ счастливыя минуты, проведенныя на ковре стараго Эльбруса, молодая женщина не могла скучать, не тогда говорить о деле. Она была первою, и знала объ этомъ, и невинно наслаждалась своимъ успехомъ. Все тешило ея отъ природы живую натуру - и взгляды поклонниковъ, и любопытство старыхъ дамъ и подражанiя ея наряду, ея манере, ея прическе, весьма заметны въ кругу молодыхъ женщинъ. Большая часть девицъ при танцахъ слегка выгибались теломъ назадъ, какъ это делала Лиди, молодыя дамы, свежiя и краснощокiя, пытались перенять ея неровную походку, причина которой заключалась въ слабости сложенiя,-- одна щеголиха сама испортила себе шляпку, стараясь придать ей фасонъ, которымъ щеголяла ея счастливая соперница. Все это были торжества завидныя и понятныя; торжества, отъ которыхъ очень сильно бьется женское сердце.
Между темъ стемнело такъ, что два кавалера посреди сумрака крепко стукнулись лбами, и даже поссорились. Продолжать танцы на воздухе было невозможно, а потому Оленинскiй, сдавши Лиди князю на руки, побежалъ, съ компанiей молодежи, вверхъ по горе, для очищенiя залы собранiя и размещенiя музыкантовъ на хорахъ. За счастливымъ юношей, съ тою же целью побежала ватага услужливыхъ гостей, изъ того разряда услужливыхъ лицъ, которые радостно хлопочутъ для общей пользы, облегчая трудъ лакеевъ и буфетчиковъ. Пробравшись въ одну изъ боковыхъ комнатъ, нашъ прiятель наткнулся на рядъ сценъ, часто повторявшихся на водахъ въ то время, когда азартныя игры не были еще запрещены предусмотрительнымъ правительствомъ. За однимъ столомъ отставной прапорщикъ Щелкуновъ, проигравши несколько сотъ рублей, вместо уплаты, лезъ на ссору съ каждымъ изъ выигравшихъ,-- за другимъ Барсуковъ въ какiе нибудь пять минутъ выигралъ сто червонцевъ, тарантасъ, пару пистолетовъ и пенковую трубку.
Около третьяго собралось множество зрителей, съ которымъ, кончивши свое дело, примкнули Барсуковъ съ Шелкуновымъ: тутъ сидели только две особы петербургскiй игрокъ и новая его жертва, въ виде армянина, какъ кажется богатаго, но крайне глупаго и какъ будто соннаго. На армянине, въ тотъ день явившемся въ Кисловодскъ Богъ знаетъ откуда, надетъ былъ щегольской верхнiй кафтанъ, золотая цепь и множество перстней; деньги, по большей части золото, онъ носилъ просто въ кармане, а играть не умелъ вовсе. Онъ ставилъ но десяти картъ разомъ, гнулся некстати или вовсе не гнулся. Семенъ Игнатьевичъ,-- такъ звали его бледнаго и маленькаго противника - не позволяя никому принимать участiя въ игре, обходился съ простодушнымъ армяниномъ какъ съ своимъ достоянiемъ. Все зрители, увлеченные состраданiемъ къ новоприбывшему и ненавистью къ жадному гостю, такъ и рвались учить армянина, но Семенъ Игнатьевичъ, искрививъ свое ледяное лицо ядовитою улыбкою, останавливалъ ихъ вопросомъ:
-- Господа, потрудитесь обязать меня, сообщивши мне; кто здесь играетъ - вы или мы двое?
Обыкновенно все лица, исправляющiя должность зрителей во время сильной игры, сами того не зная, поддаются влiянiю двухъ чувствъ; ненависти и состраданiя. Всегда въ этихъ случаяхъ зрителемъ избирается одно лицо, которому онъ желаетъ удачи и другое, возбуждающее въ немъ несовсемъ ласковыя побужденiя. Оленинскiй вместе съ господами, ставшими около стола, почувствовалъ влеченiе къ неопытному армянину,-- придвинувшись къ нему онъ попросилъ позволенiя поставить карту,-- и къ удивленiю всехъ, Семенъ Игнатьевичъ, оглядевъ юношу, ответилъ почти вежливымъ поклономъ. Александръ Алексеичъ взялъ несколько картъ и потешивъ себя, думалъ уйти прочь, но банкометъ вцепился въ него, и его глаза разгорелись при виде своей крови. Въ эту минуту Барсуковъ сделалъ видъ, что тоже хочетъ поставить карту, но Семенъ Игнатьевичъ ответилъ резкимъ отказомъ. Къ изумленiю Оленинскаго, Антонъ Ильичь, человекъ нрава весьма не тихаго, даже не обиделся, а только сказалъ, пожавши плечами, "у всякаго барона своя фантазiя".
-- Что сделалось съ Барсуковымъ?-- хриплымъ басомъ сказалъ Щелкуновъ;-- откуда ему далась такая кротость! Да я бы оторвалъ уши этому...
-- Поди прогуляйся, Щелкуновъ! резко ответилъ Антонъ Ильичъ: - и къ новому изумленiю публики, отставной прапорщикъ оставилъ комнату, что-то бормоча себе подъ носъ.
Между темъ Оленинскiй все выигрывалъ, а полусонный армянинъ, даже при самыхъ счастливыхъ талiяхъ, портилъ все дело своей нерасчетливостью. Да не ставьте по десяти картъ сряду! наконецъ сказалъ ему Барсуковъ,-- побойтесь Бога, кто же играетъ такимъ образомъ?..
Банкометъ со злобой уставилъ свои маленькiе глаза, сходные съ глазами ужа, на непрошеннаго советника.
-- Идите мои лебеди! весело сказалъ армянинъ, открывая двенадцать картъ разомъ.
-- Ну,-- сказалъ Антонъ Ильичъ, махнувъ рукою: - это не банкъ, а перигурдинъ.
-- Такъ можно играть разве въ Сирiи и Месопотамiи.
-- А знаете ли вы поговорку о лишнемъ игроке? прошипевши, сказалъ Семенъ Игнатьичъ.
Оленинскiй все выигрывалъ, но ему было хотелось бросить и карты и свой выигрышъ: въ зале уже раздавалась музыка и шарканье танцующихъ паръ.
-- После съиграемся,-- сказалъ молодой человекъ, кидая свои карты.
-- Еще карточку! произнесъ банкометъ.
-- Извините, мне некогда.
-- Это уже не честно! вспыльчиво заметилъ Семенъ Игнатьевичъ.
-- Что вы смели сказать? быстро вскричалъ Оленинскiй.
-- За что же вы хотите меня бросить?.. переменивъ тонъ, произнесъ жадный игрокъ: - вы видите,-- я въ проигрыше,-- и все противъ меня... Останьтесь, сядьте здесь, вотъ местечко пустое; господа, посторонитесь. Место Александру Алексеичу; вы такъ счастливы сегодня... я не отпущу васъ...
-- Не могу же я стоять целой ночи для вашего удовольствiя! перебилъ нашъ прiятель, порываясь въ залу.
-- Это только на водахъ можно делать! брюзгливо сказалъ банкометъ. - Я здесь какъ въ непрiятельскомъ лагере... одни даютъ советы моему противнику, другiе бегутъ отъ стола при выигрыше....
-- Берите себе мой выигрышъ и отправляйтесь къ... началъ было Оленинскiй, потерявъ остатки терпенiя при виде этой гнусной, жалкой и дерзкой жадности.
Къ неудовольствiю зрителей, Александру Алексеичу договорить не дали. Барсуковъ, опять выскочившiй будто изъ подъ земли, поспешилъ увести юношу въ залу, но, еще не пропуская его къ дамамъ, счелъ долгомъ иметь съ нимъ разговоръ такого рода:
-- Оленинскiй, сказалъ Антонъ Ильичъ, поместившись съ товарищемъ въ амбразуре окна: - исполни, одну мою, усерднейшую просьбу. Не ссорься съ Семеномъ Игнатьичемъ.
-- Какъ! вскричалъ Саша съ удивленiемъ.
-- Уступай ему, пропускай ему все до поры и до времени. Не требуй даже съ него выигранныхъ денегъ.
не трогавшимъ, то берешь ты подъ свое покровительство негодяевъ и мерзавцевъ! И такъ ужь про наши воды говорятъ Богъ знаетъ что такое, и такъ не проходитъ дня безъ обыгрыванiя и ссоръ за картами, а тутъ еще ты берешь подъ свое крыло заезжихъ игроковъ, можетъ быть шулеровъ даже. Чемъ вступиться за проезжаго, который играть не умеетъ...
-- Действительно не умеетъ, улыбнувшись сказалъ Барсуковъ. - Слушай меня, любезный другъ, только пожалуйста дай мне честное слово, чтобъ все это осталось между нами. Слыхалъ ли ты объ Илье Карлыче? виделъ ли ты его въ лицо когда нибудь?... Иди-ка и вглядись хорошенько въ соннаго армянина! Въ этомъ армянскомъ пузыре зашиты орехи не по петербургскимъ зубамъ, другъ мой Саша!
-- У васъ тутъ истинный Содомъ! въ удивленiи вскричалъ Оленинскiй.
-- Иначе и быть не должно на водахъ, заметилъ Антонъ Ильичъ, потирая руки.
-- Однако теперь я жалею Семена Игнатьича.
-- И пойду сейчасъ же.
-- А честное-то слово?....
-- Провалитесь вы все до последняго! вскричалъ Оленинскiй, заметивъ князя Давида, мелькнувшаго въ дверяхъ, подъ руку съ княгиней. - Вы мне все такъ гадки, что можете сейчасъ же зарезать другъ другъ и я не пошевельнусь, не подамъ никому помощи!
-- Это и есть благоразумiе, лукаво заметилъ Барсуковъ.
этотъ кавалеръ ненадеженъ. А вотъ я представлю тебе другого плясуна... Илья Антонычъ Барсовъ, искреннiй мой прiятель и Оленинского сослуживецъ.
Должно быть этому вечеру суждено было состоять изъ ряда нечаянностей для Оленинскаго. Къ удивленiю нашего прiятеля, Барсуковъ, представленный Лидiе Антоновне (читатель догадывается, что его-то князь Давидъ разумелъ подъ именемъ Барсова) совершенно сконфузился, будто недоросль, только-что вытащенный въ многолюдное собранiе. Онъ отвесилъ неловкiй поклонъ, неловко поднялъ голову, неловко встретилъ своими глазами ласковый вгзлядъ княгини, промычалъ что-то нескладное, и самъ устрашась своей нелепости, принялъ видъ сумрачный и нахмуренный. Тутъ уже не было ни разсчета, ни притворства: передъ лицомъ сильно понравившейся ему женщины Антонъ Ильичъ начисто потерялся. До сихъ поръ, въ своихъ редкихъ сношенiяхъ съ дамами, барынями и барышнями, онъ довольно удачно прикрывалъ свою неловкость заученною резкостью манеры и речей, но въ настоящую минуту у него не хватало духа прикинуться циникомъ или отпустить какую нибудь едкую шуточку, которыя ему всегда удавались съ водяными дамами.
Оленинскому стало неловко и стыдно за своего товарища, въ свою очередь и Лидiя Антоновна, наслушавшаяся по поводу Барсукова разныхъ необыкновенныхъ и многообещающихъ разсказовъ, съ удивленiемъ глядела на эту маленькую, стриженую сконфуженную фигуру, которой глаза, впрочемъ, горели какъ у волка. Неловкость и молчаливость Барсукова чрезмерно понравилась князю Давиду, который охотно желалъ бы передъ своей женою видеть всехъ мущинъ въ подобномъ виде. Чтобъ сколько нибудь помочь Антону Ильичу, Оленинскiй сталъ добродушно подшучивать надъ его замешательствомъ.
-- Онъ васъ испугалъ третьяго дня на бале, сказалъ нашъ прiятель Лидiе Антоновне: - а теперь и не знаетъ, простите ли вы эту ошибку!
-- Боже мой, сказала Лиди, тоже стараясь вовлечь Барсукова въ разговоръ: - вашъ товарищъ былъ такъ самъ огорченъ и встревоженъ! Я могу себе представить, какъ тяжело терять людей, съ которыми...
-- Странный человекъ! тихо сказа Лиди, отходя съ Александромъ Алексеичемъ къ балкону.
-- Очень странный! отозвался Оленинскiй, думая совсемъ о другомъ.
Лидiя Антоновна затанцовалась до того, что у ней со всякимъ шагомъ сердце будто собиралось выпрыгнуть изъ груди, въ свою очередь и остальные танцоры, мужчины и дамы, решительно выбившись изъ силъ, на время прекратили свои подвиги. Музыка принялась играть лезгинку и два горца, при общемъ хлопаньи въ ладоши, пустились ломаться по всей зале, какъ бешеные. Поглядевши несколько минутъ на нацiональную пляску, Александръ Алексеичъ увелъ свою даму на терассу передъ входомъ въ собранiе, подъ огромныя деревья, свешивавшiяся надъ гротомъ или величавыми колоннами поднимавшiеся надъ кровлей дома. Все спало или молчало вокругъ, ропотъ двухъ ручьевъ, бежавшихъ по камнямъ въ небольшомъ отдаленiи отъ нашей пары, ясно доносился до слуха. Безлунная ночь не могла назваться очень темною, въ дальней вышине горели звезды, будто пошевеливаясь и двигаясь какъ рой светлыхъ червяковъ. Далеко-далеко, влево за оврагомъ и крепостью, въ слободке гуляли казаки и мотивъ хоровой украинской песни чуть слышно доносился оттуда. При этой чудной картине, при этихъ родныхъ звукахъ, напоминавшихъ такъ много, глаза Лидiи Антоновны наполнились слезами. - Сашинька, сказала она своему спутнику голосомъ прежнихъ летъ: - не правда ли, это наша, малороссiйская ночь?
Невольное восклицанiе молодой женщины было понято какъ следуетъ, и нужно сказать правду, разве одинъ отъявленный мерзавецъ могъ отвечать на него разсчитанными нежностями. Ласковыя слова Лиди послужили началомъ радостной беседы, воспоминанiямъ и разсказамъ, посреди которыхъ и она и Оленинскiй забыли весь светъ. Еслибъ князь Давидъ могъ подслушать разговоръ этотъ, онъ можетъ быть изцелился бы отъ своей ревности: привязанность Оленинскаго къ его жене принадлежала къ привязанностямъ самымъ чистымъ, детскимъ и братскимъ. Тихо бродя по берегу речки, вслушиваясь въ напевъ родной песни и вызывая передъ собою воспоминанiя давнихъ летъ, наши молодые люди даже не думали о возможности искушенiя, о существованiи преступныхъ разсчетовъ. Лиди, несколько летъ сряду изнуряема нравственно и физически, была совершенно неспособна влюбиться въ кого бы то ни было, Оленинскiй же со своей стороны принадлежалъ къ разряду юношей, которыхъ неопытныя женщины называютъ холодными, безстрастными людьми. Темпераментъ его, окрепшiй посреди трудовъ и подъ влiянiемъ горнаго воздуха, не походилъ на темпераментъ невоздержанной молодости, выдающей свое безсилiе за силу, а истасканность за энергiю. Видъ женщины шевелилъ Сашино сердце, но не кипятилъ его крови, не бросалъ его самого въ болезненное состоянiе, не отнималъ у него языка и разсудка, не причинялъ въ немъ техъ жалкихъ порывовъ, за которыми тотчасъ же идетъ изнеможенiе съ недовольствомъ. Подобно всемъ людямъ, живущимъ на свете не даромъ и сверхъ того еще предназначеннымъ судьбою на высокую, полезную деятельность, Оленинскiй былъ силенъ и воздержанъ; еслибъ даже онъ питалъ страшную, безпредельную любовь къ Лидиньке, онъ не уступилъ бы страсти безъ борьбы, какъ не уступилъ бы безъ боя превосходному въ силахъ непрiятелю. Потому-то въ этотъ вечеръ, когда посетители собранiя строили насчетъ его отношенiй къ княгине сплетни самыя зловредныя, и княгиня и ея товарищъ тихо беседовали, какъ два друга и земляка, встретившiеся въ чужомъ крае, после долгой разлуки. Даже о делахъ семейныхъ, важныхъ, ими не было сказано ни одного слова: "Зачемъ, думала Лиди: - стану я портить ночь трагическими признанiями? передо мной еще целая неделя времени."
"Успеемъ еще поговорить о родныхъ и о князе Давиде, отдадимъ этотъ вечеръ детству и воспоминанiямъ о счастливой Украйне!"
Лидiя Антоновна, более привычная думать за двоихъ, первая, однако, вспомнила о своемъ восточномъ супруге.
-- Послушай, сказала она Саше: - войдемъ въ залу и возьмемъ съ собой князя Давида. Я должна тебе признаться, что онъ ревнивъ очень. Я еще не въ силахъ его отучить отъ такихъ привычекъ.
Маленькая гордость сквозила въ этомъ признанiи: столько времени работая для спасенiя себя и человека судьбою съ ней связаннаго, Лиди имела право немного гордиться.
Молодые люди, воротясь въ собранiе, подошли къ окну, около котораго дымный столбъ и присутствiе Барсукова показывали близость Торхановскаго.
Но къ удивленiю молодого человека, лицо князя Давида, оставленнаго веселымъ и улыбающимся, на этотъ разъ смотрело не только угрюмо, но дико и неистово. Не отвечая Оленинскому, онъ бросился къ жене и вырвалъ ея руку изъ подъ руки Александра Алексеича.
-- Пойдемъ домой! глухо сказалъ онъ.
И напрасно стараясь что-то прибавить, захрипелъ и кинулъ трубку на полъ.
-- Что съ вами, князь Давидъ? быстро спросили Барсуковъ и Оленинскiй.
Одинъ взглядъ Лиди объяснилъ Оленинскому все положенiе дела.
-- Я сама васъ жду, князь Давидъ, отвечала она тихо.
-- Пойдемъ домой! въ третiй разъ крикнулъ восточный человекъ, не обращая вниманiя на публику, начинавшую уже толпиться къ окну.
Лидiя Антоновна, находчивая наедине, здесь могла только побледнеть, потомъ вспыхнуть. Оскорбленная въ своихъ чувствахъ, въ идеяхъ приличiя, въ своей маленькой славе дамы во всемъ собранiи, она увидела себя не только униженною женщиною, но женщиною, павшею съ высоты своей славы. Бедная княгиня возбудила истинную жалость въ сердцахъ самыхъ злобныхъ своихъ противниковъ. Но жалости ей не хотелось, да и вообще въ двадцать летъ отъ роду намъ не очень льститъ общее состраданiе света. Въ виду этого состраданiя бедная женщина нашла свою силу. Она смело взглянула въ лицо мужу, и на минуту озадачивъ его своимъ взглядомъ, взяла его подъ руку и быстро увела изъ большой залы въ одну изъ боковыхъ комнатъ, оканчивающихся заднимъ ходомъ.
Но, совершая свое отступленiе, князь Давидъ счелъ долгомъ сделать последнее неприличiе. Поворотя голову къ Оленинскому и дерзко смеривъ его глазами, ревнивецъ закричалъ чуть не на всю комнату:
-- А васъ я еще выучу бродить около грота съ чужими женами!
-- Князь, сказалъ Александръ Алексеичъ, очень ловко сделавъ два шага впередъ если вы считаете себя обиженнымъ, я къ вашимъ услугамъ. Но самъ вызывать васъ я не хочу и не стану.
Общiй смехъ, возбужденный этимъ наивнымъ восклицанiемъ, далъ всей исторiи оборотъ скорее забавный, нежели трагическiй. Танцы пошли своимъ чередомъ и тянулись до двухъ часовъ ночи. Отправляясь домой, нашъ прiятель, обогналъ Семена Игнатыiча, отправлявшагося во свояси вдвоемъ, съ полусоннымъ армяниномъ.
-- Такъ завтра сойдемся? ласково говорилъ петербургскiй картежникъ своему спутнику.
-- Зачемъ завтра? отвечалъ армянинъ: - играть весело. Играть не завтра, а сегодня, играй у меня. Со мной дядя есть, Георгiй тоже любитъ играть. Пьянъ только днемъ и ночью, а играть куды любитъ!... И вина выпьемъ, иди, что ли?
-- Идемъ, идемъ, мой почтеннейшiй! радостно отвечалъ Семенъ Игнатьичъ.
великую славу своими игрецкими похожденiями!