Дневник Дружинина.
1855 г., январь-август

<1855 г.> 

По необходимости возвращаюсь на короткое время к своему дневнику. Вторгнулись в мой кабинет исчадия m-me Б. в количестве трех персон довольно гнусного вида, рассматривают оружие, мешают мне спать и, несмотря на все мои усилия, никак не хотят отправиться в другие комнаты. Это то, что мы с Дрентельном когда-то называли сечением, в полном смысле слова, к тому еще надо присовокупить, что негоция насчет покупки древнего шкапа не удалась, да сверх того маменька сих вышесказанных чижей взвалила на меня одно глупейшее поручение. К спасению остался всего один путь - ехать слушать "Осаду Гента"³⁶⁸, что я и сделаю,-- в довершение бедствий спектакль начинается не в 7, а в 7 1/2.

Началом года я отчасти доволен, хотя вследствие давно не бывшего со мной желудочного расстройства много сидел дома. Сегодни сделал несколько визитов, а вчера был на вечере у П. С. Золотова, вечере довольно чернокнижном. 

Вот-с как идет журнал и какова моя исправность! Истинно умен был человек, говоривший что для занятого человека на все найдется время, между тем как для праздного иногда нет и минуты свободной! Маскарады, иногда театр, обеды и прочие увеселения, а пуще всего позднее вставанье довели меня до того, что я ничего не работаю, кроме фельетонов, даже на письма отвечаю лениво, а о дневнике позабыл совершенно. И жаль этого, потому что за сказанное время пришлось познакомиться с несколькими новыми лицами, встретить кое-каких оригиналов и даже быть довольным собою. Но насиловать себя я не умею, а потому подождем другой линии.

Вообще, сей журнал ознаменован рядом не сдержанных обещаний, так что если меня судить по смыслу буквы, то я окажусь слабохарактернейшим фетюком. А между тем, я не совсем фетюк, хотя поминутно даю себе слово делать то-то и то-то, убегать праздности, но слова не держу. Но воззри благосклонно, будущий мой читатель, на следующее умозрение. Для чего мы спорим с человеком? Разве мы надеемся, что истины, нами высказанные, разом изменят его убеждения? Нет, но спор может мало-помалу изменить воззрения противника. Для чего сатирик показывает нравы,-- или он думает, что свет тотчас же станет идти на иной лад и сделается совершенный? Человек партии разве рассчитывает на немедленное торжество над противником? Такова и моя история. Если б я выполнял все свои планы, я бы уже давно был бы добродетельнейшим, честнейшим, трудолюбивейшим и счастливейшим из смертных, достойным унестись на небо из дольнего мира. Само собой разумеется, до идеала я не достигаю, но по временам делаю шаг-другой по избранному пути, и то недурно.

Например, я решаюсь с завтрашнего дни вставать ранее, работать дельнее и совершать изредка утренние экскурсии с наблюдательною целью, путешествия по улицам и магазинам, мною так любимые. Я уже заготовил листы бумаги, на которых буду записывать черты, идеи и чужие достойные внимания мысли. Я еду и накуплю книг. Я энергически примусь за повести: "Новый свет", "Любовь и вражда" и т. д. По возвращении из гостей я буду отмечать все стоящее внимания и, таким образом, подзадоривать себя к наблюдениям и деятельности. Программа хороша, но в исполнении ее будет много неохоты, лени и т. п., но зато будет что-нибудь и лучшее. Сегодня я вполне убежден в своей непогрешимости, забывая, что за листа два назад подобные же обещания красуются. И все-таки я иду, хотя слабым шагом, и лучше бороться с волной, нежели падать ко дну без сопротивления.

Я начал дурно выписывать буквы и писать с торопливостью. Кто пишет так, тот не напишет ничего доброго. Надо обуздать себя и на этот счет. 

По возможности вчера трудился, окончил фельетон о собирателях редкостей³⁶⁹, но читал мало по неимению книги, которая бы меня занимала, а ехать покупать книги не хочется по причине холода. Вообще, на моих глазах петербургский климат значительно изменился: я помню, что бывало 25-градусный мороз никого не приводил в изумление, а теперь все кричат, когда на улице 10 и 13. В прошлую субботу, например, я не был на двух вечерах: у Очкина и Гаевского, а оттого провел довольно безотрадный вечер у брата с нашим бывшим сослуживцем Шенетковским, глухим господином, недавно прикатившим из города Красноярска в Петербург на две недели. Благодаря холоду, у меня насморк a l'ordre du jour {в порядке дня (франц.).}.

"Заметки Петерб<ургско>го туриста" (фельетоны для "СПб. ведомостей") довольно сильно меня занимают, и не в одном денежном отношении. Эти фельетоны не пропадут, и кажется мне, что из них может потом выйти недурная книга нравоописательного содержания. Сверх того мне кажется (и я это выскажу при случае), что роль фельетона в нашей словесности и вообще для русского языка не так пуста, как о том думают. Фельетон должен окончательно сблизить речь разговорную с писаной речью и, может быть, со временем сделает возможным то, что нам давно надобно - разговор на русском языке в обществе. До сих пор патриоты наши, проповедуя необходимость говорить по-русски, основывались на патриотических чувствах, и мы видели, что их пропаганда успеха не имела. Сами патриоты эти, войдя в гостиную, резали по-французски и по-французски советовали всем говорить на родном наречии. Все это пустяки, мода, тщеславие человеческое. Заставлять общество говорить по-русски нельзя было в то время, когда изящнейшим и легчайшим образцом родной речи была "Бедная Лиза" Карамзина! Надо не так действовать. Разработайте русскую речь разговорную, покажите ее гибкость и легкость, заставьте публику, чтоб она ее предпочла речи французской, и дело будет выиграно. Поэтому у нас, современных писателей, язык есть не последнее дело, как думают многие. Мы должны начеканить монету, которая войдет в общее употребление и вытеснит иностранную. Есть в русском языке великие ресурсы для разговора, ресурсы крайне оригинальные. Наша острота не есть острота французская, наша меткость принадлежит нам собственно. И вот почему тот, кто пишет для "легкого чтения", должен иметь в виду кое-что поважнее. 

Вчера слышал рассказы Заблоцкого и Краевского о московском юбилее³⁷⁰ и московских наших приятелях. Вообще, мне уж давно кажется, что московская жизнь именно для меня создана, я всегда вкушаю ее с удовольствием, да еще сверх того уверен, что когда-нибудь (если не опоздаю) найду в городе Москве свое счастие, если оно для меня возможно. То, что составляет удобство и красу Петербурга, трогает меня лишь в очень слабой степени,-- здешние театры могут погибнуть в пламени, меня не огорчивши, гулянье по Невскому, Летний Сад, вообще все points de reunion {места встречи (франц.).} публики меня мало занимают. В связях я не нуждаюсь, служебные интересы мне чужды,-- я не столько жаден до новостей, чтоб дорожить их быстрым приходом ко мне. На блистательных балах фигуры примечательной я не могу представить, впрочем, хорошие вечерние собрания могут быть и в Москве. Итак, все, собственно составляющее выгоду Петербурга, меня мало трогает, тогда как некоторые неудобства древней столицы выкупаются тем, что там меня многие любят и во мне нуждаются. В Москве, т. е. в лучших ее кругах, если я не ошибаюсь, довольно силен дух светской независимости, без которой нельзя жить на свете. У нас всякий служит и оттого портится для общежития,-- возьмем в пример отличных здешних людей: Каменского, Пейкера, Юрия Толстого. Что можно извлечь при всем желании из этих господ, не имеющих одного вечера свободным? В Москве, напротив, добрые люди теряют от праздности и коснеют в лености,-- но расшевелить их можно почти всегда, тогда как человека, заваленного бумагами, не растревожишь. Насчет женщин опять в Москве лучше: здесь женщины страдают болезнями своих мужей - их честолюбием, их затруднительными финансами, их бешеным стремлением к первенству, между тем как там женщины откровенно скучают и всегда благодарны тому, что их развлечет хотя немного.

Скоро должен приехать Тургенев и сообщить мне несколько сведений о лицах, меня занимающих.

- Галерная улица, лестница с трапом. Interieur {Внутренность квартиры (франц.).} Г<аев>ской.

- Гость из Екатеринбурга, обедающий в два часа. Les parents du mauvais ton {Родственники дурного тона (франц.).}.

- Васильчиков и Чернокнижие.

- Поездки на стеклянный завод. Женни и Маша.

- Фотографико-электрические сеансы Комарова. Les succes au stereoscope {Успехи стереоскопа (франц.).}.

- Новая квартира Михайлова у Казанской церкви. Его же старая квартира с брусничными обоями. Разводитель клопов.

- Вечер у танцовщицы. А. И. Шуберт и таинственный monsieur.

- Братья Жемчужниковы и Толстой.

- Волокитства старого генерала И. Ф. О.

- Мад. Вадим и ее сродники. Красная комната и зеленая мебель. Погасающиеся лампы и девка с курительными карточками. Ужин.

- Собрания у Галиопа. Покровский, Кадаев, Чубинский. Донны. Тоня и ее друг-немец.

- А. Ф. Писемский. Его рассказы. "Таинственная капля"³⁷². Наспринцованный иеродиакон. Похороненный кот и убитый медведь.

- Преображенские офицеры. Дистерло, Талызин, Гадон, Янковский.

- Раут у Тургеневых. Патриархальное семейство. 

- Скучнейшие avant soiree {начало вечера (франц.).} у Л<изаветы> Н<иколаевны>. - Печальная и холодная квартира.

- Океан чернокнижия у С-ских.

- Поведения Панаева дяди на вечере у чиновников.

- Упорство в делах любви. Сегодня четвертый маскарад. Н. Д. М<усина>-П<ушкина>.

- Типы деятельных и озабоченных дураков. М., Т-в и др.

- Поведение отвратительного офицера в желтой шапке (о Фете).

- Неудавшийся обед в Ан<глийском> клубе. - Борель.

- La colombe amoureuse {Влюбленная голубка (франц.). } (Маскарад Д<ворянского> соб<рания>).

- Встреча с Бертой или ее подругой.

- Языков на итальянском обеде у Кавоса.

- Скрывающийся от врагов Щербина.

- Сладострастный Гелиодор.

- Пульки на бильярде. Анненков. Авдеев. Бурдень. Галахов. Краевские pere et fils {отец и сын (франц.).}. Панаев. Языков. Ман.

- Детские вечера. Крапочка и маленькая гречанка.

- Рисунок бегемота. Надувательство Анненкова.

- Une demoiselle, qui fera de grandes passions {Девица, которая будет возбуждать страсти (франц.).}. 

- Больной Саша и горчица. Ужасное впечатление вид больного ребенка.

- M-me Граве. Зависть. J'ai du guignon {Мне не везет (франц.).}.

- Дамы, дурно замаскированные. Молчаливая высокая дама с дебошем.

- Бедный Авдулин. Его фигура, мое с ним знакомство.

- Одинокая беседа с Ал<ександ>ром Михайловичем.

- Оригинальный обед у А. П. Евфанова.

- Персонаж В. Н. Сталя. В. Н. С<таль>, кидающийся в танцы на старости.

- Предположение об интриговании Михайлова.

- Всеобъемлющий Гаевский.

- Чернокнижие и таинственные слухи о Сократе.

- Помещик Свечин. Приятели Тургенева - Колбасин и так далее. Ваксель.

- Pucelle {Девственница (франц.).} Анна Романовна. Анна Дмитриевна.

- Карцов. Пейкер. Титов. Обломки канцелярии.

- Конкубинат Д. И. Эльдорадо и Монплезир.

- Rendez-vous в Пашковском клубе. 

- Особенности стареющейся красавицы. Sharpness {заостренность } в линиях лица. Что-то неприветливое и решительное.

- Архитектор Пецольд. Пульки на бильярде. К. И. Черняев. С. И. Черняев. Иг. Ман. Бурдень.

- Чернокнижие с профессором Буличем.

- Совсем хороша. Совсем рыло.

- Помада, придуманная Григоровичем. Маска в виде аспида.

- M-me Valerien Panaeff и общее пламенение к сей особе. Чувствия Григоровича. Муж ее Валериан.

- Персонаж и женитьба Мухортова. Спичи.

- Савон во всех подробностях. Кулачество. Парголово. Счеты наши. Папиросы. История с Евфановым и тетенькой. Светские выезды.

- В. С. Сахаров, генерал.

- Исправление строптивого Арапетова.

- Вид палаццо и окрестности в Щепце.

- Переписка моя с Катер<иной> Матвеевной насчет шкапа.

- Семейство критика Галахова.

- Статский генерал Заблоцкий.

- Рассказы о московском юбилее³⁷³.

- Проект юбилея Михайлову. 

- Обед у В. И. Евфановой. Обидчивая дама и визиты. Щепетильная Petronille или <...>, как говорил Ванновский.

- Interieur Каменского и его маленькая донна.

- Дом Решеткина с тонкими стенами. Влияние квартиры на смертного.

- M-me de Лагранж, похожая на длинного мертвеца. Белуга.

- Лаблаш и знакомство с Лаблашем. Вид и манеры Станкевича.

- Стахович, его рассказы о Матвее Хотинском.

- Производство А. В. Жуковского и вечер у него.

- Человек партии. История с Чернокнижниковым. Цукат.

- Женщина без задницы. Женщина, всегда имеющая вид беременной особы. Dentelles de coton {бумажные (дешевые) кружева (франц.).}.

- C'est la carabine Mignie entre les bavards {это карабин Минье среди болтунов (франц.).}.

- Моя поездка в Гатчино. Вид окрестностей железной дороги. 

- Сон и сражение. Трусость.

- Пьяная Дарья Ивановна.

- Семейство Т<ургеневых?>, наводящее уныние.

- Хлыщеватость Ванички в маскараде.

- Сравнение рыжего господина с факелом.

- Маскарадное поведение Павла Сергеевича.

- Debut de l'aristocratie {Дебют аристократии (франц.).}. Скучные обеды.

24 янв<аря>.

- Разговор с Анненковым о Тургеневе.

- О санктпетербургских розанчиках. Минна Антоновна и Фитингоф.

- Аристократов чтители.

- Нападения друзей на Мухортова. Выкушенная бакенбарда.

- Михайлов и вердепомовое письмо³⁷⁴.

- Ответ Майкова авторам "Послания к Лонгинову"³⁷⁵.

- Гаевский и женщины писательницы.

- Гаевский на похоронах Фуса и на концерте студента, играющего на свирели. О всеобъемлющих людях.

³⁷⁶.

- Характеристика деятельных дураков. Старчевский, Телепнев.

- Озлобление А<вдотьи> Я<ковлевны> против рода человеческого.

- Поведение Буткова относительно юбилея Греча.

- Кокетство своими пороками в сем же государственном муже.

- Свидание в Пашковском собрании, на кое я не пришел. 

- (Пьяные Пиквики). Not wine, but salmon {Не вино, а семга (англ.).} (пьяный человек никогда на вино не жалуется).

- Ушел спать, простясь с своим семейством так, как будто бы ему предстояло идти на казнь.

- Вечер у Михайлова, вечер благочинный. Моллер. Споры с Анненковым.

- В литературном направлении, и в злом и в добром, есть своя рутина.

- Замечательная теория о пользе онанизма на развитие юношества. Безумные медицинские теории.

- Татуировавшаяся Полинька Р.

- Захлебываться от желчи.

- Французские пиесы с эффектами. "La citerne" {"Водоем" (франц.).}³⁷⁷

- Мрачный господин Бабет.

- Bonnes fortunes {Удача (франц.).} Бурденя.

- О том, что демагоги - первые чтители блеска и аристократизма.

- "Constantinople" par Gjautier. Поездка за книгой. Нравы разных магазинов. Приветливость и грубость. Распадающийся магазин Лури.

- Рассказы Хотинского о его браке с девушкой кафрского племени.

- Горбатый де Поллен в маскарадах. 

- Всякий поляк сделает подлость из горсти золота, а потом выкинет ее за окно (Фридр<их> Велик<ий>).

- Чтение нового романа Писемского³⁷⁸. Добрый смотритель училищ, генеральша, злая исправница. Масон почтмейстер.

- А. П. Евфанов, двоекратно запираемый в нужник.

- Характер отчаянного козака Грекова.

- Пророческие замашки Анненкова.

- Пропадающий и заматывающийся прапорщик.

- Великолепно ярыжная мелодрама: "Citerne" d'Alby... Жесты и манера Вольнис.

- Мнение П. В. Анненкова о сей мелодраме и в особенности о поступках убийцы.

- Предпоследний маскарад Дворянского собрания. Юлинька, m-me Граве, Colombe, француженка Olga и ее мать.

- Господа, угощающие А. И. Савинову.

- Средство кончать споры, поклонясь друг другу.

- Атмосфера и вид комнат, где есть больной в доме.

- Фома Осипович и политические новости. 

Принимаюсь за давно заброшенный дневник не без отрадного чувства. Более двух месяцев, сладких, дружественных и полных разнообразия месяцев промелькнули с быстротой, освежив мои силы и давши мне много материала во всех родах. Немногие люди в теперешнюю тревожную пору могут похвастаться такими двумя месяцами. Теперь я отдыхаю и припоминаю, а между тем, понемногу начинаю свои работы. Со мной в деревне Григорович, и он тоже работает, его присутствие спасает меня от некоторой тоски и облегчает переход от слишком шумной жизни к одиночеству³⁷⁹. Что бы ни ждало меня впереди, поблагодарим судьбу за отрадное время, не омраченное ни одним облаком, за теплые беседы, независимость, веселье и все прочее. Постараюсь для памяти между делом набрасывать очерк моего путешествия. Может быть, я буду ошибаться в числах, но это не важно.

28 апреля и 29. Утро. Прощание и некотор<ая> грусть. Железная дорога. Вагоны 2 класса, простор. Н. А. Стремоухов и проводы. Становится тепло. Поля голые и деревья без зелени, однако дорога красива. Плохой обед и гадкое вино. Знакомых нет. Ополченные. Полковник вроде Ивана. Перемена температуры и местности. За Тверью густая зелень и цветы. Красота станций. Полное лето. Москва. Безобразная карета и мошенник извозчик. "Дрезден"³⁸⁰. Морель. Круглая комната, все окна настеж, жара. Соляников. Рассказ о бедственном сватовстве. Галахов и Струговщ<ико>вы. Забавная история сватовства. Выспавшись, делаю поездки, по-пустому. Красота Москвы. Гулянье около Трубы³⁸¹. Встречи. Тихий ужин вдвоем и ночь. (Проводы m-me Карнович. Дамы).

30 апр<еля>. Человек от Софьи Влад<имировны>³⁸². Боткин. Коляска. Корниловы. Бартенев. Wide, wide world {Большой, большой мир (англ.).}. У Кильдюшевских, у Соф<ьи> Влад<имировны>. Встречи и переезд. Обед и шампанское. Беседы. Гулянье по Шерем<етьевскому> саду³⁸³. К Ростопчиной. Шатанье неизвестно где.

1 мая. Езда. У Базунова. Хлопоты с "Современником". Ярость. К Лонгинову. Его супруга, дом и обстановка. Холодность сей дамы. Ростопчина и приглашение в Вороново. Обед у Боткина. Галахов. К Кильдюшевским, там нахожу Соляникова, и с хозяйкой в Сокольники. Пыль, превращающая Сокольники в Севастополь. Сцены на лужках. Цыганки. Бедность на хорошеньких. Возвращение и поездка к Гучковым. Необыкновенная компания. Угощение: Жандарм музыкант. Убранство дома. Марья Павловна. Миллионная невеста. Чудеса. Бегство.

2 мая.

3 мая. Приезд Григоровича. У Боткина обед. Перед обедом у Струговщикова. За обедом Лохвицкий, Селиванов, оказывающийся милым, и Феоктистов! Уморительно скандалезная беседа, восторги Селиванова. Пешком к Красным воротам. Вечер у Софьи Владимировны. Графиня Сальяс с дочерью. Оригиналы. Павлов, Жеребцов, Северцов, Алмазов. Сестры хозяйки. Ужин. Боткин и Григор<ович> провожают меня до дома, восхищаясь маленькой Сальяс.

4 мая. Утро в саду. К Корнилову. Грановитая Палата. Софья Петровна и Маша К. Дворец, терема. Обед у Павла Николаевича, Соляников и Григорович. Появление Марьи Александровны и ее брата. Пение, восторги. Гулянье в саду; знакомство с Софьей Ал<ексее>вной и Идой Алек<сее>вной. Очарование. Монблан из фарфоровых миниатюров.

5 мая. Отвожу М<арию> А<лександровну> домой. Пение и беседа. Домик в немецкой слободе. Куда-то все езжу. Обед у Софьи Влад<имировны> и пикник в Останкино. Павлов, Мельгунов, тухнущие свечи. Приключения в дороге. Осмотр дома. Беседа в саду. Северцов и Жеребцов. Разговор о скабрезных предметах. Бузени. Приключения в Пильниковом. Тигр.

6 мая. Не знаю где, что и как,-- до вечера. Вечером гулянье в Шереметьевском саду. Очарованный замок. Дружба. Ида, Marie и Sophie. Улетаем от них с Григоровичем к Аполлону Григорьеву. Замоскворечье. Дома без занавесей. Спас в Наливках³⁸⁴. Новая Жюли. Старичок в балахоне. Островский. Беседа, поездка по бузеням и прочая.

7 мая. Письма от Панаева и Некрасова. Получение денег. Разъезды. У Рачинских. У Лонгинова, у Эсмеральды и в соседних bousingots {заведениях (франц.).}. Обед у Боткина. Поездка с Гр<игоровичем> на чернокнижие. Адская жара. Дуняша и Лиза. Nudissimo horror {голый ужас (лат.).}.

8 мая. Не помню, что и как. Поездка к художникам. Atelier Рамазанова. Мастерская Скотти. Рисунки. Мастерская скульпторов. Старые картины. Несение креста. Письмо к Солдатенкову. Везу Григоровича на Самотеку³⁸⁵. Обед не знаю где. Поездка в Петровский парк. Особы, воскресшие из мертвых. Кушелев. Шувалов. Лонгинова жена обрисовывается. Матильда Михайловна. Луиза с дочерью. Вечер у Матильды в Москве.

9 мая. <яников>, Боткин, Григорович. Великолепное гулянье в саду; девицы всех очаровывают. Толстой. Прощание. Переезд до Боткина. Новое помещение. Жара. Беспокойная ночь.

10 мая. Приезд Николая Петровича. Вести. Сборы. Огромный обед и питие. Грановский, Кетчер, Щепкин, Пикулин³⁸⁶. Сближение с пророками³⁸⁷. Обоюдные любезности. Успех статей о Пушкине³⁸⁸. Пьянство проходит безнаказанно. Вечернее шатанье вдвоем. Мясницкий бульвар. Мое целомудрие. Минуты бездействия перед отъездом. Вас<илий> Петрович является после полночи. Лежание на диванах. Сборы и отъезд³⁸⁹.

11 мая. Туманное утро. Поле. Телеграф. Рассвет. Первая станция и ерыга с девками. Город Подольск. Собака с оторванной ногой из-под Севастополя. Гусар. Вообще тарантас и наше устройство. Стихи Григоровича. Первая мысль о "Пантеоне" Веронез и прочая. Серпухов. Наиподлейший обед. Начало пожара по соседству. Ока. Перевоз. Вечер восхитительный. Рассказы Боткина об Испании³⁹⁰. Литературная беседа. Соловьи. Вид местности. Липы и дубы. Перед Тулой Григорович нагоняет на нас ужас. Содержательница Мариинской станции. Ожидание смертоубийств. Все проходит благополучно³⁹¹. Въезд в Тулу. Физиогномия города. Воспоминания о Юлии Викторовне.

12 мая. Хорошее утро. Начало степных мест. "Пантеон" принимает величавые размеры. Кокосовый кубок. Орнаменты. Вид здания. Имение Гагариных. Сомнение в существовании Спасского. Спросы о Тургеневе. Городок Чернь, имеющий нечто кавказское. Человек Языкова. Постоялые дворы. Сворачиваем с дороги. Нетерпение. Встреча с Тургеневым. Объятия. Он нас сопровождает. Приезд в Спасское. Дом, сад, бильярд, библиотека. Дядя Николай Николаич. Елисей Колбасин. Доктор Порфирий. Поздний обед. Отрадная беседа, гулянье у пруда, уженье. Григорович отличается. Нас ведут наверх, спим как убитые. 

Крабб идет удовлетворительно. Повесть "Новый свет" слагается в голове. Работаем усердно и купаемся дважды в день, но сегодни ветрено и потому купанье отложено. Григорович трудится как каторжный. Отправлено много писем в город. Чувствуется потребность в книгах. Третьего дни видел вдову застрелившегося Томсона. Его жаль, но при таком положении дел хорошо, что он с собой кончил. 

13 мая. Гулянье порознь. Обзор окрестностей дома. Церковь. Оранжерея. Пруд и опять уженье. Бильярдные партии, Порфирий начинает высказываться. Начало обжорств. Завтрак вроде обеда. Обзор библиотеки. Устройство кегель. Обед и дамы: Лизавета Семеновна, Анна Семен<овна>, Вера Степанова. Речи о графине Толстой³⁹². Замысел домашнего спектакля³⁹³. Шахматы и вечерняя беседа. Гулянье по полям. Таинственные места. Суеверные рассказы. Тургенева посвящают в тайны "Пантеона". Приезд Ржевского, знакомого мне по публичному экзамену в год моего выпуска.

14 мая. <...> к хозяину, на сельский праздник, в трех экипажах. Я с Тургеневым, Григор<ович> с Ржевским, Боткин с Колбасиным. Виды окрестностей. Завадский, однодворцы, Кутлеровское имение, проигранный дом. Ока. Имение Бахметевых. Великолепное имение Лаврова. Дом и службы. Картины в комнатах. Радостный прием. Гости. Веревкин и немец-музыкант. Другие соседи хлыщеватого вида, имена коих забыты. Об ополчении. Обед. Девочка-воспитанница. Реформы в крестьянских нарядах. Пляски и пение. Кички и сарафаны. Матреша, Дуняша и Катя. Игры с завязанными глазами. Призы за пляску и пение. Воздушный шар и его эффект. Вечер в саду. Зимний сад и флигель. Ночлег в одной комнате, обилие урильников. Постель Вас<илия> Петр<овича> разрушается. Григорович требует хлеба. Хохот и усыпление.

15 мая. Утро после пира. Отъезд. Я еду с Боткиным и Колбасиным. Остановка в поле и лорнет. Беседа с кучером Никанором о Лаврове. Заключение о том, что дома лучше нежели в гостях. Григорович и Тургенев задумывают пиесу для домашнего театра. Приготовления.

16 мая. Пиеса набрасывается и почти оканчивается. Разбор ролей. Игра в кегли, чтение "Илиады" вслух. Приезд Толстых и Дельвигов. Знаменитая Марья Николаевна. Первое чтение пиесы. Гулянье, обед с шампанским. Бар. Дельвиг, его сестра и прочая.

17 мая. Отъезд гостей на короткое время. Приход газет и журналов. Письмо Анненкова. Кулебяка за завтраком и обед, причиняющий расстройство желудка. Неузнавание друг друга. Протест Ник<олая> Ник<олаевича> против уничтожения завтраков. Милейший Василий Каратеев. Раздача ролей. Чтение мемуаров m-me D'Epinay. Альманахи и старые журналы. Сосед, похожий на сырника. Начало милых вечерних бесед о поэзии, привидениях, <...>, политике и путешествиях.

18 мая. Вас<илий> Петр<ович> обертывается мокрыми простынями. Прислуга Тургенева: Захар, старик Антон, маленький Никита, Василий и глухонемой Андрей³⁹⁴. Вид нашего помещения. Чудеса Порфирия за бильярдом. Я обыгрываю всех. Поездка в Чаплыгино. Великолепная долина с лесом. Фантастический дворец на вершине горы. Григорович заводит нас в чащу. Злоба и умиление Боткина³⁹⁵. Обжорство. Мухи, ходящие по животу. Присылка комедии от Толстых.

19 мая. Утренняя прогулка по саду, в уединении. Липовые аллеи. Соловьи. Розы уже цветут. Шпанские мухи. Я, Боткин и Тургенев идем в лес около дома. О Тютчеве. О многом говорится. Точим язык по поводу друзей и "Пантеона". Приезд Толстых. Первая репетиция пиесы. Боткин великолепен, Колбасин плох. Зрители довольны.

20 мая. Роспись ролей, добавки к роли моей. Театр и декорации устроиваются. Репетиции идут, пиеса двигается стройно, но Колбасин все портит. Роль (дублетом) дают Дельвигу, для состязания артистов. Чтение "Илиады" идет crescendo {усиленно (итал.).}, даже при дамах. По вечерам Боткин и Тургенев рассказывают о своих путешествиях. Ольга Александровна часто составляет предмет наших бесед. Насчет женщин полное воздержание - l'entourage ne laisse rien a desirer (франц.).}.

21 мая до 25-го. Гостят Толстые и Дельвиги. "Илиада". Огромная ладия на пруде. Приключения с Колбасиным. Нежное сердце и слабый организм. Дельвигу отдают роль Луковицына. Огорчения. Сны. Меня приглашают писать об альманахах. Чтение старых журналов. Порфирия Тургенев обыгрывает палкой на бильярде. Николай Николаич Толстой. Шахматы - толстый срамник. Воспоминания о m-me Виардо. Поездки утром по ореховым и дубовым лесам. Ревнивец Порфирий. Вечер с гитарой. Я начинаю спать после обеда. Споры о Гоголе и Бальзаке. Пахнущий клопами. Боткин и повесть Леонтьева. Зеленый яд. Писун. Анчар, древо яда³⁹⁶. Театр наш волнует умы соседей. Получение газет. Меня угрызает совесть и тоска по своих. Моя мнительность. Pietri dun {Твердые камни (итал.).}³⁹⁷.

25 мая. Генеральная репетиция в костюмах. Двое неизвестных путников. Касаткин и круглолицый полячок. Каратеев. О, Василий! Любовные его похождения. Утром Тургенев видит Боткина, обернувшегося в простыню; Василий Петрович - весь мед. Решаемся ехать к Григоровичу и от него ко мне в деревню. Репетиция увенчивается успехом. В Орел мы посылаем за шампанским. Некоторое пьянство.

26 мая. Четверг. Торжественный день. Утром кегли, в коих Боткин не принимает участия по болезни руки. Весь дом в движении. Гости: Шеншин, два брата Карпова, из которых один виртуоз бильярда, Каратеев, а других не знают. Порядочая бестолочь. Большой обед. Спектакль. Поэтические минуты. Foyer {фойе (франц.).}. Ощущения. Успех. Анна Семеновна покрывает себя славою. Недоразумение по поводу занавеса. Вызовы. Эдип и Антигона. Конец.

27 мая до 2-го июня. Нам так хорошо вместе, что разъезд гостей нас нимало не огорчает. Григорович оказывается портретистом. Советы о переселенцах³⁹⁸. Явление ополченного старичка. Изба с раскрытой кровлей. Осиновые избы. Запущенный сад Порфирия. Пейзажи. Боткин и Григ<орович> поминутно ругают русских пейзажистов. Ночные наши беседы делаются превосходны. О любви, о женитьбе. Тургенев поведывает нам про Пашиньку. Похвалы О<льге> А<лександровне>. Романсы Гуно. Вечера муз и граций. Прощальное гулянье. Гречиха. Чаплыгино. Сборы. Расставанье и проводы.

До 4 июня. Ночь в дороге. Гнусные разговоры. "Пантеон" опять на сцене. Ржевский. Въезд в Тулу. Чернокнижие. Настя. Поля. Гостиница. Земляника. Рассказы В<асилия> П<етровича> об Остенде. Замысел фельетонов. Ока. Вечер. Серпухов. Дамы на балконе. Чай. Наем ямщиков. Проселок. Ямщик плакса. Берега Оки, Луга. Ароматы. Сон. Рыбалья деревня. Пешеходное странствие. Григорович усыпает нам путь розами. Зной. Город Кашира. Монастырь. Старая Кашира. Опустелый дом Ильиных. Хозяин дома. Картины и вся обстановка. Модель. Утомительная езда до Любени. Переезд через Оку и подъем в гору. Смедовская долина. Виды. Приезд в Дулебино³⁹⁹. Адский голод. Бабушка. Домик в саду. Река Смедва. Сладчайший отдых.

Кабинет редкостей. Родники и каскады. Дубовые и сосновые рощи. Дом, похожий на дачу. Розы и жасмины. Купанье. Купающие<ся> девушки, Феня и Анисья. Матушка Д<митрия> В<асильевича> и Маша. Разнежившийся Боткин. Библиотека. Обед под липами. Водянки и наливки. Прогулка вечерняя до Ильиных. Поминутное взбеганье на чердак. Наблюдения. Вас<илий> Петр<ович> читает статьи о Пушкине.

6 июня. Устройство купальни. Чердак играет важную роль в истории дня. Неслыханный зной. Охота вдоль реки за девушками. Мельница.

Маша Черемисинова. Письмо к Тургеневу. Обломовка. Отсутствие газет, но обилие журналов. Похвальная статья "Б<иблиотеки> д<ля> ч<тения>"⁴⁰⁰. Мрачное состояние хозяина. Вечер около дома Ильиных и падающего родника. Ополченец Литвинов, его энтузиазм. Боткин мешает мне спать, читая "La comedie des comediens", Гозлана. О собирателях.

7 июня и 8 до отъезда. Затишье полное. Чердак. Трансы после тульской экспедиции. После двух дней ожидания все кончается хорошо. Я начинаю задумываться о своих. Любовь Маши к Василию Петровичу. Оригинальная девочка Оля, любительница похорон. Обеды с женской прислугой. Французский язык начинает меня сердить. Прогулки по дебрям. "Ключ", стихи Державина. Прогулка по берегам Смедвы. Стрижи по берегу. О пейзажистах.

Сборы к отъезду. Последнее посещение чердака. Прощание и отъезд, или, скорее, выход, ибо версты две пошли пешком.

Опять в дороге. Луга у Оки. Люди на пароме. Пиво. Вид имения Горы. Ночь. Странные речи о любви. Тихая езда. Спор о Китае, с озлоблением. Голод. Коломна. Гнусная гостиница, наем лошадей. Печальная весть о взятии редутов⁴⁰¹⁴⁰².

Купанье. Обед у В<асилия> П<етровича>. Отдых. Вечер в чернокнижии. Юлия и Надя. Кремлевский сад. Картины во вкусе древности. Теплейшая ночь.

Москва.

10 июня. Приятно видеть деятельность большого города после деревни. Н. П. Боткин. Известия о персонажах "Пантеона". Рассказ о двух парижских девушках. Я с Григоровичем еду к Некрасову у Шевалье⁴⁰³⁴⁰⁴. Продажа стихотворений Некрасова. Солдатенков⁴⁰⁵. К Корнилову в Шереметевскую больницу. Сад, приближающаяся гроза, поэтическое гулянье в одиночку. Буря и град. Обедаем дома. Соляников. Поездка втроем в Петровский парк⁴⁰⁶. Встреча. Светлые часы. Вечер у Матильды. Оставляем у ней Ботк<ина> и возвращаемся вдвоем. Слухи о подругах. Московские дамы высшего круга. Хастатова, Корсакова, соблазны. Рассказ Соляникова о Булгаковой. Софи - невеста.

11 июня. (англ.).} у гостиного двора. Наблюдения на улицах. Обеды и контр-ordre {отмена (отказ) (франц.).}. Обедаю для couleur locale {местного колорита } в Троицком трактире. Обед плох. Известие об отбитии штурма⁴⁰⁷. Старый генерал, его сын и prince {князь (франц.).}. Сон после обеда. Еду на свидание у Петровского монастыря⁴⁰⁸<илий> Пет<рович> с обеда у Пикулина. В Петровский парк. Беседа вдвоем. Игра на бильярде и ужин у Ш<е>валье. Мирзаев.

12 июня. Утром является Некрасов. Полезные толки о журнальном деле. Милютин и Арапетов, их вредное влияние на Панаева. За обедом Кетчер и Забелин. Об "Илиаде" Гомера. Вечером в Шереметевский сад. П. Н. Кильдюшевский. Лялин. Все три девицы налицо. Возобновление старого. Les picotements {покалывания (франц.).}. Чернокнижие в одиночку, с Юлией.

Беседа с Некрасовым. Витт. Корнилова. Идем в лавку Родионова. Виды Москвы, портрет Наполеона. Гуляю пешком по бульварам. Привольно и весело. Обедают Некр<асов> и Соляников. Втроем в Эрмитаж⁴⁰⁹. Корсаковский сад. Кублицкий. Шувалов. Несколько хорошеньких женщин. Опасения дождя. Carnavai des Venise {Венецианский карнавал (франц.).(нем.).}.

14 июня. Последний день у Вас<илия> Петр<овича>. Тщетная езда для летнего платья. Покупки. Магазин русских изделий. Кремлевский сад. Прощальный обед. И. П. Корнилов, Соляников, Некрасов. Прощание. Мы развращаем Ив<ана> Пет<ровича>. С Боткиным едем к Марье Алексеевне, оттуда в сад Шереметева. Поэзия. Софи в фуражке. Гром и неслыханная буря. Смоченные плечи. Adieu! adieu! {прощай! прощай! (франц.).

15 июня. Отъезд на железную дорогу. Провожает Соляников. Вагоны 1-го класса. Дождь. Пустота вагона. Н. С. Гаевский. Малозначительная публика. Плохие дамы. Читаю "Путешествие" Готье в Константинополь. Перед отъездом получаю утешительное письмо. Все наши здоровы. Портер. Слабая головная боль. Путейский штаб-офицер. Полонский в арабском бурнусе. Ночь на диване.

16 июня. Опять в Петербурге. Серенький денек с мелким дождем. СПб. дружина. Дома. Отдых и сон. К брату. К Каменскому. Карцов. К донне. Плохой обед у Луи, дождь. На Петербургскую сторону. Свидание. К Григоровичу. У Луи с донной в особом номере. Домой. К Жуковским и Корсаковой. Встреча с Ольховским, жена его подурнела. Набережная, Нева и город меня увеселяют.

В 11 часов в Петергоф. Небольшая качка. Фельетонист Петров. Много публики. Пристань. Дача Шарубина. С братом. Восторженно любуюсь Петергофом в одиночку. В Александрии⁴¹⁰ и прочая. Обед. Вечернее гулянье. Известия о домашних.

18 июня. Еду обратно в город. Мердеры. Струговщиков. Веревкин. Голицын. Время идет быстро. К Каменскому на дачу. Сатир с нами обедает. Радостная встреча. Варинька. Мизантропия Сатира. Вилла Боргезе. Мина Антоновна. Василий Николаевич. Титов с сыном. Слепой Строганов. Бюст Кошки. Элькан. Пляшущий гуляка. Григорович. Прогулка по Кам<енному> Острову. Ужин. Я еду к С<офи?>. Результат поездки.

Билеты взяты в Нарву на 22. Заказы платья, покупка книг. Альбертина. О Верочке. Обедаю на Крестовском⁴¹¹ у Краевского. Гулянье с дамами и детьми. Cafe на Кам<енном> Острову. Захожу к Гаевскому. У Жуковских.

20 июня. С братом у Луи. Едем на дачу. Петергофская дорога. Перемена колясок. Дача и все наши. Ребятишки. Моисей. Лото. Гулянье по бывшим дачам Нарышкина. Сплю отлично в огромной комнате.

Утро на даче. Саша и Миша. Дача Велеурских. Castle life {Жизнь в замке (англ.).}. Обед и сон. Отличная поездка в Петергоф. Пет<ерго>ф ночью.

21 июня. ⁴¹². Приготовления к дороге. У L. Обедаю у Краевского с Самойловым. Вечер у Каменского с Коведяевым и Сатиром. Ботанический сад. Споры и ужин.

22 июня. Делаю покупки. У Панаева. У Вревской. Собираю вещи. Обедаю у Мишеля, довольно сносно. Контора дилижансов. Григорович с супругой. Минута отъезда. Соседи. Жена Фердинанда, которой я жму ножки и колени. Сам Фердинанд. Соседка справа. Vis-a-vis Григоровича серб-Калибан⁴¹³. Окрестности. Стрельна. Бессонная, но не скучная ночь.

Приезд в Нарву. Все по-старому. Hotel de St. -Petersbourg. Григорович восхищается воротами домов. Дом коменданта. Обед у m-me Тиле. Поездка на водопад. Чувствуем себя вполне счастливыми. Вечер на валу. Огни Иванова дня. Гулянье по дальним улицам. Нас принимают за англичан. Тихое окончание дня и скверный ужин.

24 июня. Продолжение прежних удовольствий. Нарва очаровывает моего спутника. Погоня за редкостями. Я играю в алагер с гг. Блинниковыми и КR, хотя я привык к дурному

25 июня. В 6 часов утра у Мейера. Застаем его спящим. Является Трефорт. Несмотря на бессонную ночь, не могу спать. I luogni ameni {Приятные места (итал.).}. Обед у Трефорта. Мы озадачиваем его дам. Отъезд, приезд в Мариинское, возвращение блудного сына и конец всей поездки. 

Работа идет неутомимо - двигаются фронтом Крабб и "Поездка по литерат<урным> знаменитостям"⁴¹⁵. Жара, я думаю, доходит до 40R. Более сказать нечего. 

Отвоз Григоровича в Нарву. Ночлег у Трефорта. Утро. Жары. Жницы и купальщицы. Купальня. Обед. Головная боль. План "Записок" Фаддея Булгарина. Отличная ночь в Никольском. Туман. Нарва. Поездка.

⁴¹⁶. 

Первый день полного одиночества после 12 мая. Дурные вести о здоровьи в д. Васильевской.

Начинается дождливая погода.

Schemes of the moral progress {Схемы морального прогресса (англ.).}. Принимаюсь за Крабба, работаю вяло.

Balzac par Baschet⁴¹⁷. Le decousu {Баше о Бальзаке. Отрывочность }.

Раздача пряников ребятишкам. 

Накануне приехал Трефорт, для того чтоб ехать к Рейцу.

Несчастие с билетом старой девы О. П.

Отъезд баронессы Вревской.

28 июля и мистрис Пирс.

Получение газет и писем от Кр<аевского> и Тургенева⁴¹⁸.

Путешествие во Хтины. Окрестности Хтин<ского> озера. Плавание по озеру. Марья Александровна Рейц. Передача поклонов от Шеффер. Старый дерптский профессор. Земляные постройки. Разговор о юриспруденции. Приметы близоруких женщин. 

Нельзя сказать, чтоб за это время читал много. Сперва мешала отчаянная работа над Краббом, потом жары и разъезды, а теперь приобретенная от Трефорта зрительная труба, с помощью коей совершаю любопытные наблюдения над окрестностью (особенно над озером!). О том, что было прочитано, сообщаю теперь.

Прочел со вниманием "Пенденниса", которого года за два назад должен был бросить на первом томе, по причине скуки. Теккерей принадлежит к людям, которых начинаешь любить не скоро, но от которых не оторвешься, раз их полюбивши. В нем очень много карлейлевского, и манера его есть совершенство для эпикурейцев нашего времени: тут есть все - и фельетон, и поэзия, и заметки, и чернокнижие, и философия. Со всем тем, есть в "Пенденнисе" что-то рутинное и, что еще хуже, т. е. рутина, прикрытая самостоятельностью. Погнавшись за двумя зайцами, Теккерей иногда промахивается по обоим. История Лауры, материнская любовь и в особенности финальное возвращение Пена к тихой девушке (сокровищу, находившемуся под рукой),-- все это старо. Рутинны также уступки Канту и чинности - история с Фанни, жалкая пряничная история произошла из этой причины. Читая все это, мы, русские киники⁴¹⁹"да наконец же ходил хотя к девкам Артур Пенденнис?". Контраст этой физической чистоты и нравственного растления весьма тягостен. А Фанни мизерна и непривлекательна.

Далее теперь насчет самостоятельности. Автор берет героем Артура, человека не блистательного, не великого, даже не вполне хорошего, и называет его "братом читателя". Все это нас не удивит, мы и Чичикова видали героем (и любим его больше, чем Пена?). И стараясь держать своего героя на таком плохом уровне, Теккерей делает его тем, чем непростительно быть герою, то есть бесхарактерным и непоследовательным. Теккерей упрекает Фильдинга за безнравственность Т. Джонса, но во сколько раз грубый, веселый, буйный Том выше душой Пенденниса. Том не денди, не фат, в Томе не белая кровь, он грешит от избытка энергии и худого развития в юности, и в упрек Теккерею, своему обвинителю, герой Фильдинга есть герой, а его собственный Пен - плохая личность, славный портрет с ничтожного лица, герой, которого читатель терпит потому, что он обставлен отлично.

Частности романа превосходны, но в "Newcomes" больше теплоты и прелести. Вообще я знаю, что должен смотреть за собой вдвое строже всякого другого, чтобы не впасть в рутину. Что за лица у Теккерея: эта святая Эллен, пряничная Фанни да и сама Лаура? То ли дело Амори Бланш, Фотрингэ, Костиган, Варрингтон и драгоценный Майор Пенденнис?

Потом прочитал я "Lutece" Гейне, сборник из его писем о парижской жизни при Лудовике Фил<иппе> в 40-х годах. Во многих местах Г<ейне> смотрит совершенно прозревателем будущего,-- но кто не прозревал будущего в то время. Ясно было одно - во Франции будет переворот или его не будет, во всяком случае одна из сторон права, что бы ни случилось. Цель Гейне - сближение Франции с Германией, высоко благородная цель, только метода не хороша: он стоит на коленях перед Францией, а о своей Германии отзывается с снисходительной шутливостью. Этим грешны и многие, кроме Гейне, и моя персона между прочим. На человека, глядящего со стороны, такая система производит большое отвращение. Нельзя не подивиться уму и смелости многих отзывов - "меланхолический шут Шатобриан" восхитителен. Хороши статьи о театре и музыке, но неужели серьезно Гейне считает нелепейшего из смертных, Эдгара Кине, за умного человека? 

Calme plat {Полный покой (франц.).}, но зато работы идут и в голове волнуются мысли. Вчера вечером обдумывал я будущую статью о Гоголе с жаром, который напомнил мне истинно благословенный период 1847 г., с которого я жить начал. Неужели во мне сидит критик? По крайней мере, разбирая идею "искусства для искусства", я сам себя озадачил глубиной и новизной некоторых выводов. Оно уже случилось со мной недавно, когда я ехал от Трефорта и обдумывал то, что мог бы сказать я Тургеневу по поводу Гоголя. Около десяти лет копились во мне эти мысли, и довольно понятно, что при первой оказии они рвутся все наружу, представляя из себя молодой дремучий лес, в котором надо прорубать дорогу, как говорил кто-то. Впрочем, статья о Гоголе, по причине других работ, пишется только в голове, и это жаль, ибо моя память уже не прежняя, и многое позабудется при настоящей работе. Память уже не прежняя - как это звучит странно. Когда я не думаю о своих годах, мне все кажется, что я юноша первой юности!

На днях была некоторая работа моей мнительности, но впрочем все идет благополучно. Дней шесть стояли сильные холода, а сегодни солнце стало печь, но как-то по-осеннему. Крабба я отложил на время, написав по крайней мере две статьи, и теперь тружусь над повестями "Любовь и Вражда" и "Русский черкес"⁴²⁰⁴²¹, как говорит "Пантеон", и много фельетонов, которые набрасываю перед сумерками. Это чистейшее <...> Из гостей никого нету, пустыня меня объемлет, приапизм мой утих вследствие боязни. Вынул моего милейшего Рабле и читаю его с наслаждением. Пробовал раскрыть Шекспира, начал "Антония и Клеопатру", отложил с зевотою. Почему мне всегда так трудно подступать к Шекспиру? Так ли я раскрываю Гомера? Нужно ли мне вчитываться в "Илиаду"? Отталкивает ли меня старый язык "Пантагрюеля"? Не будет, кажется, Шекспир моей настольною книгою. 

Два дни с небольшим гостила у нас М. А, Рейц с дочерью, вчера ездили мы по подлейшей дороге в Долотский погост, я по обыкновению вернулся с головной болью (но довольно слабою), сегодни возил дам через озеро и вообще эти дни ближе познакомился с mademoiselle Marie, к которой питал естественный, хотя не сильный интерес оттого, что она чуть ли не единственная невеста в соседстве. В ней есть какие-то affinites {сходства (франц.). пятнадцать лет, она не сложилась и еще вся в будущем, как выражался Лермонтов о России⁴²². Во всяком случае присутствие свеженькой резвой девочки меня заняло.

Третьего дни получили газеты с кратким известием о деле 4 августа у Федюхиной горы⁴²³ и вместе с тем записку Вревской о том, что барон Павел Вревский убит. С Вревским связано у меня много воспоминаний, и худых и хороших, но хороших более. Через него я служил в канц<елярии> В<оенного> м<инистерства>, приобрел многих друзей, пригляделся к машине нашей администрации, и хотя моя служебная карьера была несветла, но для моей жизни радостна и полезна. Личность Вревского мне всегда нравилась. С него писан барон Реццель в повести "Алексей Дмитрич". Он был чужестранец,

За эти дни работы шли крайне удовлетворительно, конечно, кроме вчерашнего и сегоднишнего дни. 

Давно нет газет и писем от своих, оттого я по обыкновению в мнительном настроении духа. Наработал я за эти два месяца столько, что нечего почти делать более, и я полениваюсь. После ненастья и холодов, при которых я делаюсь похожим на вялую огромную осеннюю муху, наступила ясная погода, и сегоднишнее утро с маленьким туманом было пленительно. Написал на днях два письма, к Некрасову и Боткину, последнее с довольно горячей диссертацией о гоголевском направлении⁴²⁴. Пишут, что все ⁴²⁵ - царствование Александра Николаевича начинается блистательно для литературы. Теперь нам самим надо держать ухо востро и вести себя благоразумно, не давая воли резкому юношеству, которое всегда готово шагнуть на сажень, чуть ему дадут на вершок простора.

Просыпаюсь в 7 часов, но валяюсь в постели до 8, отчасти по лености, отчасти не желая тревожить людей. Четырехдневный деревенский праздник прошел благополучно - даже без ссор и раскваски носов. Одиночество продолжается полное. Начал набрасывать заметки о Гоголе, ибо, вероятно, "Б<иблиотека> для чт<ения>" приступит ко мне с рецензиею.

Из книг прочитано было:

1) "L'Allemagne" par Heine {"Германия" Гейне }. Странное сочинение и странный человек! Последней главой второго тома Гейне разрушает все, до того им построенное, но возвращение к деизму и спиритуализму так понятно в его положении! Он еще силится шутить наперекор болезни и падению своему,-- эти шутки печальны и производят тягостное впечатление. Обзор философии и литературы до Гете весьма ясен и полезен мне в особенности, хотя его глушит дидактическое, неогерманское направление. Но вторая часть труда, этот сброд легенд, песней, ни с чем не вяжущихся эпизодов есть что-то вроде непоследовательной дрянной болтовни. К чему нам письмо к Лумсею, обзор балета "Фауст", "Les Djeux en exil"? {"Боги в изгнании" (франц.). второго тома. Дельная книга заключена рядом отрывистых длинных фельетонов, и, что еще хуже, фельетонов в немецком вкусе! Очень жаль бедного Гейне, жаль и всей школы его товарищей! Чем более думаю я обо всем этом, тем яснее вижу, как был прав Гете, насколько идея "искусства для искусства" выше всевозможных прямых домогательств на пророчество политическое и социальное. Полезный урок, о котором стоит думать, особенно у нас теперь, когда наступает время борьбы между пушкинскими и гоголевскими последователями.

2) "Dichtung und Wahrheit" {Поэзия и правда" (нем.).} Гете, до его путешествия в Италию. Гете есть целая система, целая философия, целый мир. В раздробленном виде его произведения (не из первоклассных) производят странное впечатление. Все требует пояснений, все неполно, все отрывисто. Нельзя читать по одному томику Гете наряду с другими книгами. Не скажу, чтоб эта вещь, за исключением некоторых частностей, произвела на меня светлое впечатление. Для меня ясно, что Гете родился не очень хорошим человеком, но впоследствии только выработал себя и стал умственным Наполеоном нашего века. Есть еще одна странность, и я поговорю о ней с знатоками немецкой жизни. Il у a des grains de folie dans chaque tableau de la vie intime en Allemagne {В каждой картине интимной жизни Германии есть немного безумия (франц.).<отте> Штиглиц, о Вернере и Гофмане). Что такое делает сам Гете в свою юность, и в каком мире живет он? Старики не выходят по годам из своих комнат, отец Гете свирепствует за то, что в его доме читают Клопштока, юноши пишут эпиталамы за деньги, кое-кто видит видения, иной предсказывает будущее, сам Гете питает отвращение к гостиницам и живет в чужом городе у сапожника. Для чего все это, на каком основании? Гердер, возвращая занятые деньги, грубит кредитору, из пустой истории Гретхен возникает чуть не криминальное дело. Наконец, сам поэт как ведет себя с женщинами? Что за глупый сюрприз делает он Фридерике, переодевшись лакеем, отчего он не женится на Лили? Он называет Штольбергов эксцентриками, а сам что делает? Конечно, в Германии позволяется быть немцем, но Гете имеет право быть поразумнее своих чернокнижных сограждан? 

Два дни гостил Мейер и был весьма занимателен, за исключением бесконечных рассказов о неистовствах Коновницына, предмет неистощимый для Гдовского уезда, но для меня довольно однообразный. Дни стояли плохие, тем приятнее был приезд словоохотного гостя. Его рассказы о зимних увеселениях во Гдове, о пальце, сломанном во время польки, и девице, запертой в нужник "под видом грациозной шутки",-- очень хороши. В один холодный вечер был у Обольянинова, которого нельзя не любить всей душою. Это один из тех практических людей, глядя на которых ощущаешь всю тщету философских теорий и трансцендентально либеральных теорий. Обольянинов имеет полное право сказать: "Человек, живущий, как я, правящий свою должность, как я и как я занимающийся своим имением, не только прав перед своим поколением, но и может сказать, что всякий действующий иначе есть свинья, как бы возвышенны не были его идеи". Побольше подобных практиков, и вся наша мудрость окажется гнилью. Сомнения мои и колебания разрушились при получении двойной почты из Петербурга. Духом я спокоен и светел, работы идут добропорядочно. Взят билет в дилижансе на 15-е сент<ября>, и 16-го, если что не помешает, буду я в объятиях милых нимф, без которых жизнь не в жизнь, как они ни легкомысленны! 

Есть что-то милое и великое в начале осени. Давно бы следовало бы мне это приметить на себе. Каков я бываю в Петербурге в первый месяц моего туда приезда. Мне опять становится 17 лет. Здесь, в деревне, может быть, оттого, что перед осенью я расшевеливаю себя постоянной работой, голова моя светлеет, и хотя по жизни я не имею больших наслаждений, но наслаждения умственные и поэтические растут с каждым часом. Сегодни я сделал это замечание, бродя по холоду в роще. Все лучшие мои замыслы произошли осенью. Правда, ненастье обращает меня в муху, но эта муха, с солнцем и холодком оживая, летит прямо в небо. Надо когда-нибудь до дна испить то, что дает мне осень в деревне. Ah! c'est le cas d'avoir un chateau, un pare, un vieux salon, une femme pres de soi, a la rigueur je me passerais meme de cette derniere jouissance {А! Нужно было бы иметь замок, парк, старую гостиную, женщину около себя, в крайнем случае я обошелся бы без этой последней утехи }. Вчера вечером я читал "Campagne de France" Гёте. На сцене была пудра, замки, люди XVIII столетия. Ma vie entiere pour un vieux chateau ou pour quelque chose qui lui ressemble! {"Кампания во Франции". ... Всю жизнь отдал бы за старый замок или за что-либо на него похожее (франц.).}

Принялся опять за Крабба, оставив себе повести на пути к окончанию. Выписываю кое-что из Шекспира. Сегодни дул холоднейший северный ветер, но вечер тих, холодноват и светло зеленоват. Кладу перо и отправляюсь бродить за сад, в поле. Еще половина осьмого, а уже писать нельзя, так стемнело. 

"All's well that ends well" {"Все хорошо, что хорошо кончается" (англ.).}. Должен сознаться без лицемерия, что комедия эта мне не пришлась по вкусу. Даже шекспировского духа в ней так мало, что я прочитывал по страницам, не подчеркивая ни одного выражения, ни одной мысли. Клоун просто нестерпим, а Парольс есть слабая копия Фальстафа, бледная, хилая копия, хотя сцена, когда его изобличают, очень хороша. Трогательны и взяты из жизни отношения Елены к Бертраму и сам граф Русильонский, привлекательный несмотря на свои пороки и свое гнусное поведение с Дианой. На одну минуту комедия принимает величие размеров, это когда Бертрам отвергает Елену и злится на нее, а та надеется смягчить его покорностью. Тут поэт заглянул в сердце человеческое. Увы, бедные женщины! любовное упорство мужчины часто очаровывает, любовное упорство женщины и ее домогательства перед мужчиной, к ней холодным, всегда почти возбуждают злость и досаду в двуногом петухе без перьев! Заключение комедии скомкано и вертится на пошлых театральных стратагемах старого времени. 

Вчера прочел "Winter's Tale" {"Зимняя сказка" } и опять остался недоволен. Тут уж нет ничего живого и поэтического, не верю, чтоб Шекспир писал эту пиесу, вернее всего, что он только поправил ее, ибо искорки Шекспировой поэзии во многих местах блистают. В памяти остается только характер Автолика и идиллия между Флоризелем и Пердитой, ревность и раскаяние короля Сицилии, вероятно, принадлежат Шекспиру. В пиесе множество чернокнижия -- корабли, пристающие в Богемии, Друлио Романо и дельфийский оракул, Гермиона, дочь русского императора, живая статуя и бог знает что еще. Комедия, сознаюсь чистосердечно, не доставила мне никакого удовольствия.

Время стоит теплое, но серое и унылое. Ночью видел я глупые сны и самого себя в разных бедственных и презренных положениях, так что утро еще нахожусь под неприятным впечатлением. 

³⁶⁸ "Осада Гента" - опера Дж. Мейербера "Пророк" (название было запрещено театральной цензурой).

³⁶⁹ Заметки петербургского туриста. II. Знакомство мое с фантастическим собирателем редкостей. - СПб. вед., 1855, No 20.

³⁷⁰ 12 января 1855 г. исполнилось столетие Московского университета; юбилей торжественно отмечался в Москве.

³⁷¹ Далее следует несколько страниц отрывочных записей от 18--29 января, которые по ряду признаков относим к 1855 г. (см. записи 22 января "Рассказы о московском юбилее" и 24 января о юбилее Греча).

³⁷² "Таинственная капля" - запрещенная духовной цензурой поэма Ф. Н. Глинки; содержание основано на апокрифической легенде об исцелении богородицей умирающего ребенка. См.: Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854--1886). М.; Л., 1934, с. 471--472.

³⁷³ См. примеч. 370.

³⁷⁴ вердепомовое (от франц. vert-de-pomme) - цвета незрелого яблока.

³⁷⁵ Эпиграмма А. Н. Майкова "Авторам "Письма к Лонгинову"" опубликована в статье: Рейсер С., Максимович А. Два стихотворения Ап. Майкова о Некрасове. Из истории литературной борьбы 1850-х гг. - ЛН, т. 49--50, М., 1946, с. 618.

³⁷⁶ Л. А. Мей, переехавший в 1853 г. в Петербург, стремился приобрести журнал "Сын отечества", но неудачно; в дальнейшем он стал постоянным сотрудником Бдч.

³⁷⁷ "La citerne" - драма д'Альби, находилась в репертуаре Михайловского театра.

³⁷⁸ Очевидно, повесть А. Ф. Писемского "Виновата ли она?" (С, 1855, No 2).

³⁷⁹ Об этой поездке см.: Григорович, с. 143--148. Григорович, однако, ошибочно относит поездку к концу июля - августу 1855 г., она же состоялась в июне - начале июля.

³⁸⁰ "Дрезден" - гостиница на Тверской (ныне ул. Горького, 6). Дом перестроен.

³⁸¹ Труба - Трубная пл. в Москве.

³⁸² "Все, все могу я скрыть, затаить и проглотить, кроме скуки. А хотя вы и хвалите женщин писательниц, но они на меня действуют тлетворно, еще не столько своим посредством, как через людей, у них собирающихся. При одной идее о граф<ине> Сальяс, Павлове, Мельгунове, барышнях Новосильцовых у меня кровь стынет в жилах. Но что сама Софья Владимировна мила, добра и привлекательна, в том не имеется никакого сомнения. Припомните, как в контраст к этим собраниям, собрания у Ростопчиной, когда у ней бывают хорошенькие дамы не из литературного круга, или наши прогулки в Шереметевском саду с тремя девушками" (ГТМ).

³⁸³ Очевидно, имеется в виду сад Останкинского дворца графов Шереметевых.

³⁸⁴ Спас в Наливках - церковь на ул. М. Полянка в Москве (близ дома Ап. Григорьева - М. Полянка, 12). Церковь и дом снесены.

³⁸⁵ Самотека - ул. Садовая-Самотечная.

³⁸⁶ Описываются события и лица, связанные с домом Боткиных (Петроверигский пер., 4): приезд брата В. П., Николая Петровича, из-за границы; П. Л. Пикулин - зять Боткиных (женат на сестре Василия Анне Петровне); в начале 1850-х гг. Т. Н. Грановский тоже снимал квартиру в доме Боткиных.

³⁸⁷ "западники" Т. Н. Грановский и Н. X. Кетчер.

³⁸⁸ Д. имеет в виду цикл своих статей "А. С. Пушкин и последнее издание его сочинений" (Бдч, 1855, No 3, 4).

³⁸⁹ Д., Григорович, Боткин отправились в гости к Тургеневу в Спасское-Лутовиново Орловской губ. Об этой поездке см.: Григорович, с. 137--141. Д. готовился подробно описать поездку в юмористическом фельетоне "Заметки Петербургского туриста" (для СПб. вед.), но очерк остался неоконченным, вероятно, из-за протеста Боткина (он счел, что ему как одному из владельцев известной чаеторговой фирмы неприлично выступать в качестве комического персонажа). Рукопись хранится в архиве Д. (ЦГАЛИ); она дает возможность расшифровать почти все имена и события, описанные под рубриками "11 мая", "12 мая", "18 мая".

³⁹⁰ Боткин путешествовал по Испании в 1845 г.; впечатления от поездки явились поводом к созданию его известного цикла очерков "Письма об Испании" (С, 1847, No3 - 1851, No 1).

³⁹¹ Григорович распустил слух о разбойниках, грабящих на тульской дороге; путешественники запаслись оружием; слух оказался ложным.

³⁹²

³⁹³ Подробности о домашнем спектакле 26 мая 1855 г. см.: Григорович, с. 139--141. Спектакль состоял из пародий на эпизод из трагедии В. А. Озерова "Эдип в Афинах" (1804) и из фарса "Школа гостеприимства" (добряк-помещик зазывает к себе в неустроенное имение уйму гостей).

³⁹⁴ В "Заметках..." Д. (см. примеч. 389): "Навстречу нам высыпала многочисленная дворня хозяина, между которой стоят особенного внимания престарелый, но важный буфетчик Антон и глухонемой дворник Андрей, добродушнейшая персона, как кажется, послужившая оригиналом Герасима в повести Ивана Сергеевича "Муму"".

³⁸⁵ Об этом эпизоде см.: Григорович, с. 138.

³⁹⁶ Тургенев протежировал молодому писателю К. Н. Леонтьеву, способствовал публикации его повести "Лето на хуторе" (ОЗ, 1855, No 5), расхваливал друзьям талант автора. "Боткин дождался панегириста и с документом в руке, усадив его за стол, требовал, чтобы он показал, где тут сила и гениальность. Разбор его до того был резок и привязчив, что Тургенев не выдержал и убежал в сад, "где и принялся сочинять на меня эпиграмму", прибавлял Боткин. Эпиграмма вышла действительно забавная. Пародируя пушкинского "Анчара", Тургенев предоставил роль древа яда самому Боткину" (Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960, с. 393).

³⁸⁷ "Заметках..." (см. примеч. 389): "Д. В. Григорович окаменел около шкапа с двумя безобразнейшими львами из твердого камня и несколькими китайскими чашками".

³⁹⁸ Возможно, речь идет о будущем романе Григоровича "Переселенцы" (ОЗ, 1855, No 11 - 1856, No 8).

³⁹⁹ Дулебино - имение Григоровича в Каширском уезде Тульской губ.

⁴⁰⁰ В обзоре "Журналистика" (Бдч, 1855, No 6) содержится подробный разбор повести Д. "Легенда о Кислых водах", автор назван "замечательным беллетристом" (с. 39--46). Автор обзора - А. И. Рыжов (см.: Егоров Б. Ф. Критическая деятельность А. И. Рыжова. - Учен. зап. Тарт. ун-та, 1958, вып. 65, с. 75--77).

⁴⁰¹ В мае 1855 г. защитники Севастополя под напором превосходящих сил французской армии оставили ряд укрепленных редутов.

⁴⁰²

⁴⁰³ Некрасов остановился в гостинице Шевалье в Камергерском пер. (ныне проезд Художественного театра), 4. Дом перестроен.

⁴⁰⁴ Стихотворение Некрасова "Русскому писателю" (1855) (С, 1855, No 6). В переработанном виде оно вошло в стихотворение "Поэт и гражданин" (1856).

⁴⁰⁵ Московский книгоиздатель К. Т. Солдатенков приобрел у Некрасова право на издание тома его стихотворений.

⁴⁰⁶ Некрасов и Боткин сняли дачу в Петровском парке Москвы и провели там лето 1855 г.

⁴⁰⁷

⁴⁰⁸ Петровский монастырь - на ул. Петровка.

⁴⁰⁹ Сад "Эрмитаж" в Москве (Каретный ряд, 3).

⁴¹⁰ Александрия - парк в Петергофе.

⁴¹¹ Крестовский (и выше упомянутый Каменный) остров - дачная окраина Петербурга.

⁴¹² В связи с расхождением дат (Дневник - 21-го, письмо - 20-го) возможна ошибка в датировке.

⁴¹³ Калибан - персонаж драмы Шекспира "Буря" (1612).

⁴¹⁴ Среда была 13 июля 1855 г.

⁴¹⁵ См. примеч. 389.

⁴¹⁶ Очевидно, письмо В. П. Боткина от 27 июня 1855 г. (Письма, с. 35). Боткин излагает свое и Тургенева мнение по поводу статей Д. о Пушкине.

⁴¹⁷

⁴¹⁸ Письмо от А. А. Краевского от 13 июля 1855 г. (Письма, с. 161--162) и письмо Тургенева от 10 июля (см. примеч. 416).

⁴¹⁹ киники (циники) - в данном контексте противники общепринятых норм.

⁴²⁰ "Русский черкес" - Бдч, 1855, No 11.

⁴²¹ блюетка (франц. bluette) - искорка, остроумный пустячок.

⁴²² "У России нет прошедшего: она вся в настоящем и будущем"; интересно, что Д. знал эту мысль Лермонтова (вероятно, от друзей Лермонтова?),-- приведенная запись впервые опубликована лишь в 1860 г.

⁴²³ 4 августа 1855 г. русские войска под командованием бездарного кн. М. Д. Горчакова неудачно атаковали противника под Севастополем (Федюхины высоты); потери русских составили 8 тыс. человек убитыми и ранеными.

⁴²⁴ Письмо Д. к Некрасову от 19 августа 1855 г. см.: Тургенев и круг "Современника". М.; Л., 1930, с. 230--232; письмо к Боткину от 19 августа см.: Письма, с. 41.

⁴²⁵ Боткин сообщал Д. в письме от 6 августа 1855 г. о выходе томов сочинений Гоголя (вышли первые четыре тома из шести) и отдельного издания 2-го тома "Мертвых душ" (Письма, с. 37).